Oz Vessalius

Оз стоял скрестив руки на груди, и, не замечая того, как пол холодит босые ноги, смотрел на красивую коробочку из красного картона, стоящую на кухонном столе перед ним. Шоколадное сердце, явно сделанное вручную и заботливо перевязанное лентой, смотрело на него в ответ, и, как казалось Безариусу, молчаливо издевалось над ним. "Видишь меня?" говорило оно, поблескивая атласной ленточкой в скупых лунных лучах, проникавших сквозь окно. "Видишь меня? Завтра меня не без удовольствия схрумкает какая-нибудь миловидная леди и ты больше не увидишь своего лучшего друга и преданного слугу во веки вечные!"
Намеки шоколадного сердца Озу не нравились. Во-первых с тех пор, как Гилберт еле выбрался живым из своей помолвки с Делией, он клятвенно пообещал своему другу не жениться раньше него... "Но об отношениях без брака никто речи не вел," - заботливо внесло свою лепту воспаленное сознание и боязливо умолкло, когда Оз раздраженно поморщился. Во-вторых, продолжал рассуждать про себя мальчик, Гил вывез его в Лебле, в свою квартиру, чтобы он мог насладиться завтрашними празднествами. День Святого Валентина был совершенно новым праздником для Антверле, но уже грозил стать в скором времени доброй традицией. Так вот, Гил привез его в столицу, чтобы Оз, после своего пребывания в Бездне мало выбиравшийся в свет, мог получить новые впечатления. "Или для того, чтобы отправить тебя гулять, пока он признается своей столичной подружке," - вновь прозвучал предательский голосок в голове.
И действительно, Гил вел себя вчера очень странно, вспомнилось Безариусу. Не выпускал мальчика никуда из квартиры в целях безопасности, но при этом сам заперся на кухне и не пускал своего господина туда. После н-нного количества попыток, Оз сдался и провел весь день в своей комнате за чтением томика "Святого Рыцаря", заботливо прихваченного с собой его другом.
Назойливое любопытство не позволило мальчику уснуть после ужина, и, едва Гил лег спать, - благо слышимость была достаточной, чтобы через стенку определить мерит ли тот комнату шагами или нет, - Оз выбрался на разведку на кухню.
И вот пожалуйста, это шоколадное сердце!
Одна мысль о том, что Гил провел весь день, готовя эту.... эту... квинтэссенцию вкуснейшего домашнего шоколада и своих чувств для кого-то другого, заставляло сердце самого Оза, вполне живое и совсем не вкусное, наполняться непонятным жгучим чувством. Дышать становилось тяжелее, в горле вставал ком, а еще появлялось раздражение и непреодолимое желание что-нибудь ломать. Причем, желательно, об голову непутевого слуги. В общем, Безариус страдал, и его уединение с предметом, вызывающим эти страдания, только усугубляло ситуацию.
Наконец Оз прозрел: в квартире Гила не было места для них двоих - его, Оза, и этой шоколадной вещицы. Один из них должен покинуть это место немедленно. Поразмыслив, Безариус пришел к выводу, что на холодной февральской улице больше шансов выжить все-таки у бездушного шоколада, чем у босого мальчика в пижаме. И потом, он провел рядом с Гилом большую часть своей жизни, а эта шоколадка только вчера родилась.
Преступление было запланировано идеально, не считая одного момента: выкидывать домашний шоколад, любовно приготовленный Гилом, было нестерпимо жалко. Оз всегда отдавал предпочтение сладкому, приготовленному другом, нежели любому пирожному из кондитерских Лебле, каким бы вкусным оно ни казалось, так разве он может своими руками уничтожить плод стольких трудов? Подумав еще немного и, наконец, осознав, что ноги окоченели от простаивания на ледяном полу, Оз принял решение избавиться от шоколада куда более продуктивным и приятным для него самого путем.
Осторожно вынув сердце из коробки и избавив от ленточки, мальчик, воровато оглядываясь, утащил лакомство себе в комнату. В темноте спальни, выделенной ему Гилом, Оз наконец смог согреть ноги, сунув их под одеяло и приняться за исполнение своего дьявольского плана. Вообще-то, после плотного ужина ему не так уж и хотелось есть, но одна мысль о том, что если он этого не сделает, то это сердечко завтра окажется в желудке какой-нибудь девушки, подстегнула его. Сердце тоже не желало кооперировать со своим похитителем - шоколад таял в руках, оставаясь на пальцах и губах, крошился, - чего не было видно в темноте, - так что вскоре одеяло и простынь оказались в шоколадных пятнах, но Озу было не до того. Домашний шоколад Гила оказался божественно вкусным и кончился до обидного быстро. Закончив с трапезой и облизав пальцы, Оз довольно вздохнул и откинулся на подушки, закрывая глаза.
После десерта и, что более важно, удачно приведенного в исполнение плана, спалось Безариусу вдвойне сладко.

Gilbert Nightray

Всякое дело Гилберт привык выполнять ответственно, прикладывая к тому все усилия, чтобы результат получился отличным. И главный секрет успеха, думал он, крылся в том, чтобы выполнять это дело хладнокровно и расчетливо. Благодаря этой простой схеме ему почти всегда удавалось выбраться, что называется, "сухим" из воды, на какое бы задание его не посылала Пандора. Так было всегда. А теперь стоит глубоко вздохнуть, выпрямиться, сосредоточиться... и ответить себе на вполне логичный вопрос: какого черта, спрашивается, он сейчас трепещет перед горсткой муки и прочим, чему в будущем предстояло принять форму шоколадного сердца?
Уже много раз Найтрей порывался бросить свою затею: разве у него что-нибудь получится? Разве это что-то изменит? Хотя нет, изменит – но определенно не в лучшую сторону. Но…
С тяжелым вздохом мужчина пододвинул к себе миску, взялся за лопатку и принялся смешивать ингредиенты. Ладно, главное – просто не думать о том, что будет завтра, когда он преподнесет шоколадное сердце и обнажит своё, настоящее, тому, кому оно предназначено. На раздумья об этом будет целая ночь. А сейчас… сейчас что? Ему стоит беспокоиться лишь о том, как сделать шоколад наиболее красивым и вкусным. В любом случае, даже если затея провалится с треском – в чем в глубине души Найтрей был уверен почти полностью – по крайней мере, Оз любит сладкое.
Задумка эта пришла к нему в голову уже давно и совершенно неожиданно. Поначалу Гилберт отмахивался от неё, как от назойливой мухи – ну на что, на что он может рассчитывать? Позже, правда, он понял – какая разница, что он получит в результате, разве не важно само признание? Услышав о грядущем событии, в честь которого в Лебле устраивали празднества, мужчина понял: это его шанс. Шанс сделать… хоть что-то. А то, что будет в результате, уже не так важно, правда? Или всё же важно?
Ответить на вопрос Гилберт так и не сумел, и, терзаемый противоречивыми чувствами, в конце концов всё же принял решение. И теперь, заперевшись на кухне с закатанными рукавами, принялся за работу. Мысли о завтрашнем дне снова и снова поднимали в его душе какое-то трепещущее волнение, потому дело он выполнял долго и кропотливо, со всем должным вниманием и даже каким-то благоговением, что, пожалуй, не удивительно – достаточно просто знать, кому оно будет предназначено. Стиснув зубы, Найтрей отмерял нужное количество шоколада, муки, яиц, тщательно взбивал месиво и, придирчиво пробуя, снова что-то добавлял. Осторожно брал формочку, следя за тем, чтобы будущее шоколадное сердце было идеальной формы, прищуривался, измеряя на глаз получившуюся шоколадную массу, вновь пробовал и, удовлетворенно кивнув, продолжал. А ведь нужно было ещё внимательно следить за дверью, ведь, если сюда ворвется неимоверно любопытный Оз – весь план полетит коту под хвост! Да и после раскрытия Гилберт вряд ли когда-нибудь ещё решится на подобное. Ведь сам факт того, что он затеял, безумен: преподнести шоколад своему господину на День Святого Валентина. От слуги!..
Сомнения продолжали раздирать его даже тогда, когда Гилберт в самых мрачных предчувствиях застыл перед красной картонной коробочкой, положенной теперь на стол, и рассматривал результат проделанной работы. Определенно, он был им доволен. Сердце получилось именно таким, каким Найтрей хотел его сотворить – аккуратным, гладким, идеальной ровной формы. Вдобавок, оно было осторожно упаковано в красную коробочку и благоговейно украшено атласной лентой. Прекрасно. Теперь дело за малым – дождаться завтрашнего дня и преподнести его Безариусу. Всего-то. И… если Оз не поймет, или он не примет его, Гилберт просто скажет, что хотел порадовать своего господина вкусным шоколадом в этот удивительный праздник. Вот и всё. Без какого-то подтекста.
Со слабым вздохом Найтрей присел на краешек стула, запустив руки в волосы и откинув выпавшие из собранного хвостика пряди назад. О чём он только думает? Ход уже практически сделан. Завтра он подарит этот шоколад Озу, и нельзя надеяться на то, что мальчик не поймет, почему его слуга это сделал. Нельзя наивно надеяться на это. Он просто сделает это завтра – признается во всём, что утаивал, и будь, черт подери, что будет. Да, обычно он никогда не руководствовался этим принципом – но какая теперь разница?
Пожалуй, этот день был одним из редких, когда Найтрей сам благополучно отмахивался от всех разумных доводов. Иначе бы в тот же миг выбросил этот чертов шоколад, а завтра повел бы своего господина на центральную площадь Лебле – вместе любоваться празднествами. И никаких волнений бы тогда не испытывал – лишь сожаление о несделанном. А это чувство, наверное, хуже всего.
Только ступив за порог кухни и прикрыв за собой дверь, Гилберт понял, что за окном уже темно. Поэтому ступать он старался как можно тише, лелея надежду, что Оз уже уснул после сытного ужина. Пойманная у двери господина тишина полностью удовлетворила Найтрея, и тот уже со спокойной душой пришел в свою комнату, где сразу же бесцеремонно упал на кровать, только теперь позволяя внутреннему напряжению ненадолго ослабить хватку. Слабо выдохнув, он прикрыл глаза – теперь дело за малым. Всего лишь дождаться завтра…
Утро встретило Найтрея мирным щебетанием ранних пташек. Переодевшись и приведя себя в более-менее надлежащий вид, Гилберт торопливо направился на кухню, стараясь не слишком шуметь, дабы не разбудить господина раньше времени. Запоздало к нему пришла в голову мысль, что не стоило оставлять шоколадное сердце на видном месте – вдруг Оз проснулся бы раньше и увидел бы его? Впрочем, это показалось ему глупым – Оз почти никогда не вставал раньше своего слуги.
Или сегодня – тот самый день того самого «почти»?
Пустая картонная коробочка и развязанная атласная ленточка красноречиво свидетельствовали о свершившемся преступлении. Увиденное заставило Найтрея замереть на целую минуту, поддаваясь нахлынувшей внутри легкой панике. Здесь и сейчас стоит задать банальные для подобных ситуаций вопросы: кто и зачем? Однако на первый вопрос ответа и не требовалось – преступник мог быть только один.
Сознание начало затапливаться далеко не самыми радостными эмоциями вперемешку с ударившим по нему другим логичным вопросом: «что делать?». Однако Гилберт лишь тряхнул головой и сорвался с места, направившись к единственному возможному виновному. На пару секунд он остановился у самой двери, поколебавшись, однако затем решительно толкнул её, ступая за порог комнаты господина.
Яркие лучи солнца услужливо осветили ему интерьер, однако первое, на что устремился взгляд мужчины, заставляя его замереть истуканом у самого входа – измазанное шоколадом одеяло. Безусловное свидетельство преступления. Виновный найден.
И теперь весь план пошел под откос. Зачем Оз это сделал? И как теперь поступать самому Гилберту?  Множество вопросов, ответа на которые отчаянно не находилось.
- Оз, - тихо позвал, несмело разрушая царившую в спальне тишину. Да, внутренне ему сейчас хотелось выть волком, однако нельзя было ничем обнаружить своего волнения. Когда не знаешь, что делать – нужно составлять план. Его план теперь до смеха прост: задать один единственный вопрос.
Тяжелый вздох.
- Почему ты сделал это? – он подходит и осторожно присаживается на самый край кровати, указывая рукой на заляпанные простыни. Их, кстати, придется сменить. Но потом, черт, всё потом – зачем сейчас он старается думать обо всём, чем угодно, но не о главном?

Oz Vessalius

Оз проснулся еще в тот момент, когда Гил стоял в дверях. Это была давняя привычка организма - просыпаться ровно в тот момент, как в комнате появляется Гилберт, то есть за несколько секунд до того, как Оза начнут бесцеремонно пихать в бок и требовать от него встретить новое утро с распростертыми объятиями. Правда, на этот раз Безариус не стал открывать глаз, покуда было непонятно, обнаружил ли его друг пропажу своего драгоценного шоколадного сердца или нет. А вдруг Гил злится? В таком случае притворяться спящим мертвым сном Оз мог хоть до конца дня. Гил бывал очень пугающим в гневе, а оправдаться Озу было особенно нечем.
Ощутив, что его слуга присел рядом на кровати, явно никуда не собираясь уходить, Безариус все же не выдержал и открыл глаза, обводя сонным взглядом Гила, а затем и постель. Отпираться было бесполезно, как оказалось, вчера он развел тут порядочный бардак, и теперь пятна шоколада на одеяле очень красноречиво свидетельствовали о том, кто именно виноват в пропаже шоколада.
- Оз, почему ты сделал это? - тихий вопрос прозвучал в ушах Оза с укором, которого на самом деле в тоне Гила не было. Мальчику было стыдно, за одеяло, которое заботливый Гил обязательно будет стирать сегодня вечером, за испорченный подарок для какой-нибудь леди, занявшей особое место в сердце Найтрея...
Стоило мысли о возможном получателе подарка пробраться в затуманенное сном сознание Безариуса, как чувство вины, куда-то испарилось, сменяясь тем самым неприятным, жгучим ощущением, в народе называемым "ревность".
Сев на постели, мальчик недовольно посмотрел на друга, собираясь с духом выложить все, что он думает о Гилберте лично и обо всех его похождениях.
- Ты сказал, что мы поедем сегодня смотреть на праздник! - начал Оз заранее обиженным тоном, - Вместо этого ты вчера весь день сидел на кухне, не пускал меня туда, и, оказывается, готовил шоколад для какой-нибудь леди! И что самое обидное, ты даже не сказал мне, что завел подружку, тоже мне, лучший друг, называется.
Замолчав, Безариус старательно дул щеки. В собственном пересказе действия Гила казались ему еще более ужасными и непростительными. Наверное, в качестве наказания для непутевого слуги, следовало бы не только полакомиться шоколадом, но уничтожить всю провизию на кухне и закусить куском мраморной столешницы в придачу. В общем, виноватым себя Оз больше почти не чувствовал, но именно это "почти" заставило его, после небольшой паузы, добавить:
- Поэтому я решил, что твой шоколад будет хороший компенсацией за то, что ты от меня скрывал свое увлечение. Он, кстати, был очень вкусный.
Скрестив руки на груди, будто пытаясь отгородиться от Гила, Оз опустил взгляд, машинально покусывая губы. Он высказал не все, далеко не все, что мог бы. Но Гил, как Оз ни раз себе напоминал, был существом живым, и имел на свою жизнь собственные планы. Безариус мог сколько угодно ревновать своего друга и закатывать подобные выходки, и все же одно оставалось неизменным - рано или поздно Гилу, хотя бы как наследнику дома Найтреев, надлежало обзавестись женой. И чувства Оза и его одобрение или неодобрение не играли в этой ситуации никакой роли.
И все же при одной мысли о том, что Гилберт станет человеком семейным, а значит отдалиться от него, мальчику становилось нестерпимо грустно.
"Ты ведешь себя как эгоист, Оз," - выговорил Безариус сам себе и нехотя поднял взгляд на Гила.
- Прости, Гил, я испортил твой подарок, - наконец искренне извинившись, Оз попытался загладить вину. - Если хочешь, я лично извинюсь перед твоей подругой, и объясню, что это я испортил все.
На самом деле перспектива встретить ту, что отнимет у него друга, мальчика совершенно не радовала, но он уже повел себя как эгоист и продолжать дальше в том же духе было нельзя.
Поэтому он выжидательно посмотрел на друга, в надежде, что Гил не настолько зол на него, чтобы отказаться от извинений и уйти.

Gilbert Nightray

Очень трудно скрывать свои эмоции тогда, когда они начинают зашкаливать и требовать выхода. Но для него это было темой отнюдь не новой, и, благодаря долгой практике, отставить страх, злость, волнение и прочее не составляло труда. Но теперь охватившее его волнение было совсем иного рода, не похожее ни на что из того, что он испытывал перед каждой новой миссией, которая требовала всякий раз полной концентрации, и даже не похожее на то, что он чувствовал раньше рядом с Озом. Нет, это что-то другое, трепещущее и отчаянно ищущее теперь выхода, настойчиво намекающее, что всякое сопротивление будет бесполезно. Наверное, это было связано с четким осознанием того, что сегодняшний день может перевернуть всё, или с чем-то другим, не менее важным. Но, как и всегда, ему сейчас требуется всего лишь отставить все волнения и выяснить причины поступка Безариуса. А позже… позже будет виднее. Однако почему сделать это сейчас так сложно?
Заходя в комнату, Найтрей был почти уверен в том, что мальчик не спит. В последнее время всё чаще, когда он заглядывал в спальню мальчика по утрам, Гилберт натыкался на сонный взгляд зелёных глаз, что каждый раз невольно вызывало у него улыбку, которую, конечно же, он старался всячески скрывать. Но теперь он не был уверен уже ни в чем – ровно до тех пор, пока не присел на край кровати, внимательно вглядываясь в лицо юного Безариуса, веки которого предательски подрагивали. Наконец, глаза его распахнулись, и в этот момент в душе Найтрея снова что-то испуганно дрогнуло.
Нужно сосредоточиться на цели. Нужно просто дождаться ответа, а потом… всё же выпалить то, что он хотел передать с помощью шоколадного сердца. А потом вместе посмеяться и пойти на главную площадь и любоваться празднествами. Да, отличный план.
Готовый, казалось бы, ко всему, Гилберт тем не менее не смог сдержать своего изумления, слушая обвинения своего господина. Леди? Подружка? О чём он?.. Однако спустя мгновение до мужчины всё-таки дошло, что же имел ввиду Оз, и тогда ему почему-то безумно захотелось рассмеяться, хотя обстановка к веселью отнюдь не располагала. Всё мгновенно становилось на свои места, и выходка мальчика теперь не вызывала удивления, учитывая его характер… ох, черт, и как ему такое только в голову пришло? Хотя… нет, версия его господина была как раз таки обоснована – ведь тот никак не мог догадаться, кому на самом деле предназначался этот маленький «презент».
Уголки губ предательски дрогнули, грозясь выдать Гилберта с головой.
- Что ж… –он осекся, пытаясь собраться с мыслями. - Рад, что тебе понравился шоколад.
«Ведь он тебе и предназначался, только попал к тебе немного раньше, чем планировалось…».
И всё же Оз неисправим. Мужчина слабо покачал головой, усмехнувшись своей мысли.
- Если хочешь, я лично извинюсь перед твоей подругой, и объясню, что это я испортил все.
На мгновение Найтрею невольно представилось, как Оз приносит искренние извинения себе же, стоя перед настенным зеркалом. Он слабо тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Что за абсурд приходит к нему в голову?
- Оз, на самом деле… - снова мгновенная осечка. Гилберт раздраженно нахмурился, злясь на самого себя. Нужно было следовать поставленному плану, но, по правде говоря, когда он смотрел на лицо своего господина, явно омраченное душевными противоречиями так же, как и он сам, все его мысли куда-то моментально испарялись. - Если бы тебе хватило терпения  подождать до сегодняшнего утра, ты бы непременно узнал правду, я бы сказал тебе то, что хотел сказать, и потом мы бы вместе пошли смотреть на праздник, как я и обещал, - голос был обманчиво спокойным, не выдавая пока все накопившиеся внутри эмоции. А ещё эта глупая улыбка, почему-то лезшая на лицо, но которую до сего момента он успешно сдерживал – и откуда она? Может, из-за собственных мыслей? Постепенного осознания того, зачем Оз мог сделать это на самом деле?
- А теперь мне остаётся лишь признаться в том, что уничтоженный тобою шоколад на самом деле предназначался… тебе, - и всё же в последнее мгновение голос дрогнул. Не так он представлял себе всё это, не так. Все давно отрепетированные фразы испарились из сознания, оставляя лишь оголенные эмоции. Но ведь именно подобные ситуации, лишающие всякой подготовки и репетиций, заставляют человека быть предельно искренним?
«… глупый мальчишка» – хотелось закончить ему нарочито небрежно, чтобы хоть как-то смягчить и без того накаленную до предела атмосферу. Но вместо этого он, неожиданно для самого себя, несмело улыбнулся и наклонился к своему господину, чтобы сделать, вероятно, самый невероятный поступок в его жизни, за который, может быть, позже ему будет ужасно стыдно и совестно. Однако иногда, кажется, всё же стоит подчиняться собственным порывам – и Гилберт медленно, но безмерно нежно коснулся губ господина своими.
Он часто корил себя за то, что не умел говорить так, чтобы быть понятым правильно – так может, ему не зря именно сейчас вспомнилось когда-то вскользь услышанное высказывание, что прикосновение порой может сказать о чем-то намного больше слов?