Утро Джека Безариуса началось как обычно. А именно - с преодоления ограды поместья Баскервиллей и дальнейшего ориентирования на местности в сторону видневшейся неподалеку башни. Зима, как выяснилось, была не лучшим временем года для таких вылазок. Джек давно смирился с осенней порой, когда его "поползновения с препятствиями" в сторону каменной тюрьмы Лейси оканчивались более чем плачевно для его внешнего вида. Стоило пройти ночному дождю или подтаять первому снегу, еще неспособному удержаться на этой земле в своем первозданном виде, как на следующее же утро Джек появлялся у Лейси в таком виде, будто его методично вываливали в ближайшем хлеву. Учитывая события его прошлого, Безариусу было не привыкать к пребыванию в грязном и растрепанном виде, да его это и мало волновало, покуда он мог увидеть свою дорогую леди Баскервилль. Появляться перед ней в комьях грязи и зеленых травяных пятнах на штанах было стыдно, но другой альтернативы Джек не находил. Все благодаря Освальду, пристально следящему за подступами к комнате сестры, - он представлял собой серьезную проблему. Именно из-за этого неулыбчивого мужчины, первая встреча с которым произвела на Джека неизгладимое впечатление, Безариусу и приходилось проникать в башню тайком, окольными путями, вместо того, чтобы идти по территории поместья открыто. Похоже, слуга Глена отказывался принимать тот факт, что Леви, в общем-то, не был против присутствия Джека рядом с Лейси. Пару раз Освальд даже ловил его и выпроваживал обратно с чужой территории, но Джек упрямо и неустанно находил новые пути достижения своей цели. Кстати представать в замызганном виде перед Освальдом почему-то было еще более стыдно, чем перед Лейси.
С приходом зимы задача становилась все сложнее. Если раньше Джек спокойно мог залезть на дерево у башни, то теперь периодическая наледь на ветках и тяжелая теплая накидка, цепляющаяся за ветки, делали упражнения в альпинизме не только опасными, но и достаточно трудными в исполнении. Белого плаща (который, впрочем, не долго остался бы белым, учитывая насыщенный образ жизни Безариуса) у Джека отродясь не было, и темная накидка ярко выделялась среди белоснежного снега, делая из него прекрасную мишень для любого Баскервилля. Правда, в последнее время Освальд появлялся все реже, словно смирившись с тем, что настойчивый сын виконта, подобно таракану, проползет везде, но те редкие столкновения, которые Джек уже имел с братом Лейси оставили навсегда отпечаток в виде нервозности, которую молодой человек испытывал каждый раз при "незаконном" проникновении в дом Баскервиллей.
Сейчас, перемахнув через ограду, Джек стоял, прислонившись спиной к дереву, как он надеялся, надежно скрывающему его присутствие, и размышлял о том, какую дорогу к башне выбрать на этот раз. Войти хотелось, чисто для разнообразия, через дверь. Падение с верхушки дерева на прошлой неделе все еще было слишком свежо в памяти, и, хотя тогда никаких страшных травм Джек и не получил, но все же решил воздержаться от ненужного лазанья, тем более, что сейчас в карманах камзола лежало несколько мандаринов, припасенных для того, чтобы разделить их с Лейси, раздавить которые было бы очень досадным упущением. Пораскинув мозгами, Джек избрал самый проверенных способ из всех - через кусты. Правда на месте кустов сейчас был скорее сугроб, а одежда нещадно цепляла сухие ветви, выдавая мужчину с головой треском на всю округу, но это была привычка, а привычки, как известно, логике мало подчинены и отмирают с трудом. Снег горстями сыпался за капюшон, заставляя передергиваться от прохлады, и, когда Джек появился у подножия башни, то он скорее был похож на снеговика, чем на самого себя. На очень продрогшего и мокрого снеговика.

Отредактировано Jack Vessalius (2012-11-02 21:07:24)

Представшую Джеку картину нельзя было назвать благоприятной. Это весьма специфические ощущения - вылезти втихаря из кустов и наткнуться взглядом на мрачную фигуру, пронзающую тебя внимательным взглядом фиалковых глаз. В такие моменты от Освальда становилось не по себе. Тот и так обычно отдавал предпочтения темным тонам в одежде и был похож то ли на вампира из детских сказок и легенд, то ли на инквизитора, готовящегося вынести приговор своей жертве, а теперь, когда поверх мрачного одеяния был натянут еще и алый Баскервилльский плащ, казалось, что мужчина искупался в бассейне из крови своих невинных жертв и вышел прогуляться с утра пораньше. В общем, как ни крути, а никаких благостных ассоциаций с Освальдом у Джека не возникало. То ли виной были слова, сказанные братом Лейси при первой их встрече и доведшие тогда Безариуса до слез и полноценной истерики, то ли недоверие Освальда по отношению к Джеку, сквозившее в каждом его жесте и слове, сильно напрягало последнего, но теплых отношений у них пока не складывалось. Это было досадным упущением со стороны Безариуса, мужчина прекрасно понимал, что, если он желает остаться рядом с Лейси, то с ее семьей, и в особенности с кровным родственником, следует поддерживать если не дружеские, то хотя бы доверительные отношения, но поделать с этим ничего не мог. Подходя к угрюмому слуге Глена он пока что так и не нашел. С тем же Леви было гораздо проще найти общий язык.
Теперь, столкнувшись с Освальдом практически нос к носу (а если точнее, то носом к сапогам), Джек ощутил, как поползли по коже мурашки. Реагировать стоило быстро и выверено - пока Освальд не пришел к своим собственным заключениям по поводу лазутчика и не вышвырнул его за ворота поместья без суда и следствия. Только вот нужные слова в голову почему-то не приходили, под этим внимательным взглядом Безариус совершенно терялся и был неспособен собрать воедино мысли, разбегающиеся словно тараканы. Несколько болезненно долгих секунд молчаливой игры в гляделки понадобилось для того, чтобы Джек пришел в себя и улыбнулся, нервно посмеиваясь.
- Привет, Освальд. Лейси у себя? - мужчина все же решил, что разговаривать, лежа на снегу у ног своего собеседника - не лучшие обстоятельства для доверительной беседы, а потому, ломая веточки, цепко ухватившиеся за плащ, он кое-как вылез из кустов, поднимаясь в полный рост и отряхивая с себя снег. Ну и видок у него сейчас, наверное. Хотя на лице Джека уже играла привычная улыбка, он все равно чувствовал себя более чем неловко. Нужно было предложить тему разговора, отвлечь внимание Освальда хотя бы на секунду, заговорить ему зубы, что угодно, лишь бы не стоять в тишине под этим пронизывающим взглядом, вновь пытающимся выцепить из него, Джека, то самое сокровенное, что можно было бы назвать "истинной сущностью". Пораскинув мозгами, блондин не нашел ничего лучшего, как вытянуть из кармана камзола мандарин - вполне переживший все злоключения своего хозяина - и протянуть его Баскервиллю.
- Ты уже завтракал? Хочешь мандарин? - Джек постепенно начинал чувствовать себя увереннее, протягивая фрукт Освальду на раскрытой ладони. Ну и что с того, что старший братик у Лейси угрюм и нелюдим? Он, Джек, тоже когда-то не сильно жаловал людей. На каждое правило есть свое исключение, а значит, и к Баскервиллю, столь недоверчивому и замкнутому, можно будет подыскать ключик. Для этого понадобится время, только и всего. Оставалось надеяться, что Освальд не вытянет сейчас меч из ножен и Джек все же доживет до того момента, когда они станут друзьями.

- Опять ты, Джек Безариус.
Освальд никогда не мог похвастаться большим эмоциональным багажом, а сейчас его голос и вовсе звучал пусто и устало. Джек хорошо его понимал - ему самому уже давно надоели их вечные столкновения у этой башни. Поначалу это даже было захватывающей и интересной задачей - проскользнуть мимо Освальда к его сестре, не вызвав подозрений и не столкнувшись с мрачным мужчиной лицом к лицу, но сейчас это уже скорее напоминало рутину.
На светские вежливости Баскервилль, как всегда, растрачиваться не стал. Даже не удостоил Джека приветствием, если на то пошло. Впрочем, после их знакомства Безариус и не ожидал от него каких-то особых проявлений куртуазности. Ну ладно, приветствия он не ждал. Но то, что Освальд не принял мандарин... это было уже слишком! В чем провинился этот несчастный фрукт? Можно подумать, Джек тащил его сюда через весь город, перелезал ограду и полз через кусты просто так, чтобы мандарину отказали даже в такой мелочи, как съесть его? Будто бы он начинял угощение самыми страшными ядами, зная, что столкнется с Освальдом именно сегодня! Иногда подозрительность Баскервилля просто выводила из себя. Всему есть предел и мера, но ни того, ни другого у паранойи Оса не намечалось.
- Что это? Взятка? - эта фраза стала последней каплей в чаше терпения и терпимости Джека Безариуса. Из слов Освальда складывалось впечатление, что все свое свободное время, проводимое вне поместья Баскервиллей, Джек тратил исключительно на то, чтобы строить грандиозные планы по зверскому убийству всей семьи Лейси и ее последующему похищению. Освальд частенько перегибал палку, и сейчас Джек бы сдержал себя, если бы не завалившийся за ворот плаща снег, который подтаял от тепла тела и теперь стекал по спине прохладными каплями, заставляя Безариуса поежиться. Ему было холодно, хотелось поскорее оказаться в тепле башни и компании своей дорогой леди Баскервилль, которая согреет его морально, в противовес тому жгучему холоду, что излучал сейчас ее братец. В конце концов он не выдержал подозрительного взгляда Освальда и решился открыть рот.
- И тебе доброго утра, Освальд. Нет, это не взятка, это... - Джек замешкался и, поморщив нос, оглушительно чихнул, выронив оранжевый шарик в снег. Пришел в себя, склонился и поднял его, нежно обтирая тонкую шкурку, пока та не заблестела. Теперь, когда мандарин был спасен, чего нельзя было сказать о здоровье его владельца, можно было продолжать беседу. Растянув улыбку, Джек продолжил. - Не принять его было бы очень невежливо с твоей стороны. Я ведь принес его специально для тебя.
На самом деле он немного лукавил. Джек действительно не подозревал, что столкнется с неприветливым Баскервиллем именно сегодня, а мандарины он прихватил для себя и своей возлюбленной.
– Сегодня ты Лейси не увидишь, так что, будь добр, добровольно проследуй за мной к воротам. В противном случае, я буду вынужден применить силу. Признаюсь, калечить мне тебя не хочется, но это не значит, что я не смогу этого сделать.
Джек прервался в своих речах и нахмурился. Такой поворот событий Безариуса категорически не устраивал. Нет, Освальд и раньше разворачивал его у подножья башни, но никогда не ставил еще вопроса так жестко. Не увидишь? Что это значит? Как известно, что у Безариуса на уме - то и на языке.
- Не увижу? Почему это? - Джек нахмурился, скрестив руки на груди. Во-первых там было теплее, а во-вторых он хотел сейчас выглядеть упрямо и грозно, но получалось из рук вон плохо. На самом деле его начали одолевать сомнения. Вдруг с Лейси что-то случилось? Вдруг она заболела и ей нужна помощь и забота, а он стоит здесь перед этой неприступной скалой, носящей имя "Освальд" и не способен это препятствие преодолеть? А может, Лейси вновь сбежала и ее брат просто не хочет ему об этом рассказывать? Чем дальше Безариус просчитывал всевозможные варианты, тем больше ему эта ситуация не нравилась. Посмотрев брюнету в глаза он добавил так, на всякий случай:
- Я не сдвинусь с места, пока ты мне все не объяснишь.

- Будь здоров.
При разговоре с Джеком, Освальд обычно не считал нужным озаботиться такими вежливыми проявлениями, как, скажем, приветствием, прощанием, словами "спасибо" и "пожалуйста", и иже с ними. Поэтому пожелание Баскервилля застигло Безариуса врасплох. Похоже, угрюмый мужчина пребывал сегодня не в таком уж и плохом настроении, по крайней мере, Освальд был гораздо разговорчивее, чем обычно. То есть то, что он позволил себе обронить несколько фраз, уже можно было считать за жаркую дискуссию - обычно Безариуса, при обнаружении, вышвыривали из поместья в ледяном молчании.
Правда, в каком бы настроении не пребывал Баскервилль, требовать от него объяснений оказалось очень неверным ходом.
- Следуй за мной. - не успел Джек даже отреагировать, как его уже ухватили за ухо и потащили прочь от башни.
- Освальд, пусти! Ты с ума сошел?
Это было неприятно физически, - пальцы Освальда неаккуратно вдавливали сережку в мочку уха - но еще в большей степени унизительно. Даже в его бытность уличным мальчишкой, Джека не таскали за уши, как провинившегося ребенка. А еще больше безариусовскую гордость задевало то, что сопротивляться он сейчас не то, чтобы не мог, - не имел права. Взбрыкни он сейчас, и Освальд потащит его уже не к Баскервилльскому поместью, а на выход, а то и пригрозит мечом. Поэтому Джеку не оставалось ничего другого, как, согнувшись, спотыкаясь и морщась, молча следовать за Освальдом, не отпустившим его даже когда они зашли под крышу поместья. Джек был уверен, все встреченные ими по дороге Баскервилли были в восторге, даже те, кто с Безариусом, по какому-то недоразумению, еще не был знаком.
Свободу он обрел только в гостиной. Впрочем, "свободой" это можно было назвать с натяжкой. Свободу обрело его ухо, теперь пульсировавшее от прилившей кровью, и не уступающее по цвету щекам, горящим отнюдь не от мороза на улице, а от испытанного унижения. К хорошей жизни быстро привыкаешь, и Джек уже успел свыкнуться с мыслью, что все постыдные вещи остались в его прошлом, таком далеком, будто оно было увидено им во сне.
Пока Освальд раздавал указания, в которые Джек едва ли вслушивался, Безариус отвернулся к окну, разглядывая башню, хорошо просматривающуюся отсюда теперь, когда деревья потеряли свою листву. В его душе бушевали гнев, пронзительная обида на Баскервилля, которого он, несмотря ни на что, уже считал своим другом, и беспокойство за Лейси, растущее с каждой проходящей секундой, с каждым метром, на который он насильно удалялся от башни. Все вместе, эти эмоции составляли настолько гремучий коктейль, что Джек едва мог дышать, пожалуй, если его и не била дрожь, то только потому, что он был напряжен настолько, насколько на это было способно заледеневшее на морозе тело.
Обычно он прекрасно уживался с Освальдом и не переживал по поводу его занудности или мрачного расположения духа, но периодически Баскервилль умудрялся задеть Джека за живое. Да, скорее всего неосознанно - Освальд, что бы он там о себе не думал, слышал о такте только отдаленно, да и то не особо прислушивался, и, будучи достаточно умным и образованным, оказывался полным профаном, когда дело касалось чужих чувств. Вон, даже Лейси сбежала от него, благодаря чему Джек и имел счастье с ней познакомиться.
Мысли о Лейси отрезвляли, успокаивали гнев, разгоняли обиду. Злиться на Освальда было бесполезно. Гораздо проще подождать немного и попробовать улизнуть от него и проникнуть в башню снова.
- Джек, как ты относишься к игре в шахматы? Может, сыграем несколько партий?
Когда Безариус обернулся к своему другу, на лице его уже играла обычная беззаботная улыбка, оставшееся в душе глухое раздражение никак не отражалось на лице.
- Я с удовольствием, Освальд, - бросив последний взгляд в окно, Джек наконец безраздельно обратил на него внимание, - На что будем играть?
Нет, он не собирался просить Баскервилля пропустить его в башню - это было бесполезно. Но вот в удовольствии свершить маленькую месть за ту выволочку, что он получил, Джек не мог себе отказать.

Отредактировано Jack Vessalius (2012-11-19 01:14:36)

- У меня нет идей. А у тебя, Джек? - он изначально не сомневался в том, что Освальд предоставит право выбирать награду за победу ему. Брат Лейси, насколько Безариус успел его изучить, конечно, не был азартен ни на йоту. А вот Джек всегда предпочитал играть на что-то. Человеческая натура склонна стремиться всегда и везде к получению некоей выгоды для себя самой, что, безусловно, не делает ей чести, но и не отменяет этого непреложного факта. Что касается Джека, то, имея перед собой перспективу выгоды, пусть пока далекую и иллюзорную, он мог сосредоточиться на игре и вложить в нее всю душу и усилия ради достижения цели. Особенно, если этой целью стала маленькая месть его другу.
- Хм... - Джек сделал вид, что задумался, хотя награду для себя он определил давно, едва ли не в ту секунду, как Освальд обратился к нему с предложением сыграть. - Если выиграю я, то я протащу тебя за ухо по всему поместью. Ну а если ты... тогда я развернусь и уйду домой, и не буду более докучать Лейси сегодня.
Безариус считал выставленные условия вполне честными и равноценными. И он, и Освальд прекрасно знали, что одной попыткой пробраться в башню к Лейси он сегодня не ограничится, стоит ему покинуть поместье и ступить под открытое небо, как последует еще одна попытка. И еще. И так далее. В общем, если у Освальд хотел сегодня отдохнуть от своей охоты на лазутчика, то ему нужно было всего лишь выиграть - Джек держал свои обещания.
Конечно, это было рискованно. Если он проиграет, то так и не увидит Лейси, не узнает, что же случилось, что послужило причиной такой немилости с ее стороны. Спохватившись, что так и не ответил на вопрос Баскервилля, уже расставляющего резные фигуры по доске, Джек подошел поближе, запоздало отзываясь:
- Белыми. Люблю ходить первым.
На самом деле для него не имело значения как именно и с какой стороны он начнет игру, победить Освальда было сейчас его задачей, а значит, он ее достигнет, белыми ли, черными, не важно. Даже обида, до этого губительно сказавшаяся на его настроении, теперь подстегивала его и придавала азарта. Освальд, насколько полагал Безариус, никогда не был высокого мнения о его умственных способностях и Джек был настроен устроить своему другу небольшой сюрприз. Ну, а когда месть будет свершена... вот тут они уже смогут от души посмеяться и забыть про этот досадный инцидент.
Подойдя к доске со стороны белых, Джек подтащил поближе тяжелое деревянное кресло и стянул с себя мокрый плащ, оставляя его сушится на спинке, прежде, чем опуститься на мягкую обивку. Сидеть в мокрых штанах и камзоле тоже было не очень приятным занятием, но он уже твердо решил, что не будет принимать от Освальда сменной одежды. В конце концов, кто же виноват в том, что Безариусу все время приходится лазать через кусты, в снег, дождь и любое другое ненастье? Конечно, верный страж башни сестры. А значит, он потерпит то, что его кресло потом будет полдня высыхать после Джека. Ну а сам Джек потерпит неудобства из вредности. Устроившись поудобнее и даже поерзав, чтобы влага наверняка пропитала обивку, он кинул взгляд на доску и свою маленькую белую армию, которой предстояло вступить в сражение за желание своего повелителя. Подумав с секунду он сделал свой ход: е2-е4. Маленький солдат его войска первым сделал шаг к центру, а Безариус позволил себе отвлечься от доски и посмотреть на Освальда.
- Ты не устал ловить меня у башни каждый день? - голос Джека лился весело и непринужденно. - Может, уже настала пора, когда тебе пора мне довериться? Я вот, например, устал лазать по дереву у башни каждый раз. Знаешь, как больно с него падать, просто жуть...

Отредактировано Jack Vessalius (2012-11-26 23:16:27)

– Ты просишь меня доверить тебе самое дорогое, что у меня есть. Но что ты понимаешь под доверием, Джек? - Джек задумался. Конечно, он понимал Освальда. Лейси, еще с детской поры, была свободолюбивой. Когда Безариус ее впервые увидел там, на улицах города, под открытым небом, ему показалось, что не было в тот момент никого свободнее ее в этом мире, словно девочка пришла к нему из другого измерения, оттуда, где никакие оковы - ни физические, ни моральные, - не сковывали обитателей. И конечно же Освальду, всегда такому строгому и вышколенному, трудно принять это. Джек почему-то не сомневался, что иногда между этими двумя вспыхивали фееричные распри. Лейси с ее живым характером, с чертиками в глазах и хитринкой в приподнятых уголках губ, и Освальд - спокойный, даже меланхоличный, но способный резко и без утайки высказать всю правду в лицо. Они так различались и вместе с тем были неуловимо связаны, как алый закат связан с глубокой полночью - без одного не было бы другого. Несмотря на их разность, оба Баскервилля стали для Джека самыми дорогими его сердцу людьми, и не было свободного дня, который он не проводил бы здесь, в обществе Лейси и ее брата. Освальд нравился Джеку и, вопреки популярному мнению о том, что они друг друга не переносят, он был уверен, что это взаимно. Брат Лейси мог уже сто раз насадить его на меч, и все же этого не делал, да и человек, пальцы которого извлекали столь дивные мелодии из клавиш пианино, не мог быть плохим по суждению Безариуса. Ему редко удавалось послушать, как Освальд играет, в основном они гуляли втроем по территории поместья, но теперь, когда зима неуклонно вступала в свои права, он надеялся слышать произведения Баскервилля намного чаще. А уж если Лейси положит на одну из песен слова, как делала это и раньше...
Очнувшись от грез наяву, Джек посмотрел на доску, увидев, что Освальд сделал ход, и, не подумав и секунды, передвинул коня к центру прежде, чем ответить на его вопрос.
- Пожалуй, ты прав, Освальд, будь я на твоем месте, я бы тоже себе не доверял! - тихо засмеявшись, Джек посмотрел на него уже с более искренней улыбкой. Раздражение схлынуло, и теперь он уже мог общаться с другом, как и прежде - открыто и весело.
- Я понимаю твое желание защитить Лейси, во мне живет точно такое же, так что я не вижу ничего плохого в том, что ты ее так оберегаешь.
Увидев, что Освальд отвлекся, Джек замолк и посмотрел на вошедшего мужчину, улыбнувшись ему, кивая в знак приветствия. Не то чтобы остальные Баскервилли не любили его, но в большинстве своем относились к Безариусу настороженно - он слишком недавно появился в поместье, да и явно не соответствовал их представлениям о гостях, которым разрешено и должно посещать их дом. Но теперь Джеку показалось, что он уловил в глазах незнакомца некое выражение насмешки, будто бы относящееся к его словам, сказанным другу и услышанным чужими ушами. Впрочем, он забыл об этом инциденте, едва слуга Освальда покинул комнату и сосредоточился на доске, делая еще один ход, другим конем. Джек никогда не планировал стратегию заранее, признаться, он даже не особо думал над ходами. В шахматы, как и в любую другую игру, он играл интуитивно. Если Джеку казалось, что нужно пойти так, - и пусть все вокруг кричали, что глупее хода нет, - значит, он ходил так и точка.
– Ты ведь промок, переоденься. Не хватало, чтобы ты простудился. Тогда я точно не пущу тебя к своей младшей сестре, даже если приползешь к ней на последнем издыхании, - он уже было хотел возразить, что чувствует себя превосходно, но осекся при следующих словах Баскервилля.
– Из какой ткани пошиты твои штаны?
Глянув вниз, Безариус убедился, что Освальд прав. Его уравновешенный друг вообще имел пренеприятнейшую привычку в большинстве случаев быть правым, и Джек порой считал это непростительным с его стороны. Теперь же он поспешно запахнул камзол, прикрыв брюки и парируя:
- Ну конечно нет, - смущенно улыбнувшись, он рассеянно посмотрел на доску, просто чтобы не доставлять Освальду удовольствия своим смущением. - Ничего, пока мы играем, они высохнут. А вот дать тебе свои штаны в заложники значило бы отдать тебе преимущество в нашей маленькой войне. В чужих штанах далеко не убежишь. А о моем здоровье не волнуйся, ты меня уже столько раз гонял до ворот в любую погоду, что закалки мне не занимать.
Непринужденно засмеявшись, Джек тоже откинулся на спинку кресла, ожидая хода Баскервилля.

Освальд затих достаточно надолго, чтобы молчание привлекло внимание Джека. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как на губах друга играет усмешка. Какие мысли ее вызвали, Безариус не знал, да и знать, по правде говоря, не стремился. Ему нравились эти мимолетные моменты, когда лицо Баскервилля отражало эмоции, неважно, хмурил ли он недовольно брови или уголки его губ приподнимались в легкой улыбке - просто сам факт того, что обычно спокойное, если не апатичное, выражение его лица сменялось проявлением эмоций, необъяснимо радовал Джека. Он не стал комментировать или спрашивать - все равно уже через секунду Освальд принял свой невозмутимый вид.
Задумчиво поглаживая двух черных офицеров, выбывших из боя взамен его конницы, Безариус смотрел на доску, но едва ли обдумывал расположение фигур или стратегию, вместо этого обдумывая реакцию друга. Освальду явно не нравилось, что он уселся в кресло, - без всяких сомнений дорогое, - в мокрой одежде. И дело, скорее всего, было даже не в цене обивки, которую Джек мог испортить - Баскервилль просто не любил непорядок. А он, Джек, часто являлся причиной беспорядка на территории поместья. Выходило, что они были просто обречены на вечную игру друг с другом, в шахматы ли, в кошки-мышки под башней Лейси или же просто в на такие молчаливые противостояния по поводу мокрой одежды. Так обречены на столкновения ночь и день - не имеющие ничего общего друг с другом, и все же каждый день соприкасающиеся при рассвете и закате.
Часто Джек задавался вопросом, почему Освальд его еще не убил. У друга было более, чем достаточно возможностей это сделать. Даже сейчас, когда Безариус нарушал все нормы этикета и приличия, Освальд, в теории, мог вызвать его на дуэль и избавиться от докуки раз и навсегда. Но он этого не делал. Значило ли это, что они и впрямь становятся друзьями? У Джека было много знакомых, не чаявших в нем души и приятных ему самому, и все же никого из них он другом назвать не мог. Может ли он назвать другом Освальда?
- Приятно знать, что мои чувства взаимны, Джек, - словно прочитав его мысли, отозвался Освальд, заставляя Безариуса вскинуть голову в удивлении. В чем-чем, а в способности к чтению мыслей Джек его еще не подозревал, впрочем, следующие слова Баскервилля все объяснили.
- Но если Глен разрешил мне здесь бывать и даже приглашал придти еще раз, разве это не значит, что я могу ходить по территории свободно? И то, что ты мне не даешь пройти к Лейси, в таком случае, идет против желания Глена, - заметил Джек, улыбаясь совершенно добродушно. Он не старался упрекнуть или доказать что-то, лишь предлагал тему для размышления. Мельком взглянув на доску, он направил вперед королеву, продолжая.
- Да-да, я знаю, что Лейси не хочет меня видеть. Но она могла бы мне об этом сказать и сама. Да и потом, ты меня поджидаешь даже когда она хочет со мной видеться. Получается, что ты либо становишься на пути у Глена... Шах, кстати... Либо ты себя недооцениваешь и у тебя больше власти, чем ты хочешь показать.
Закончив тираду и объявив шах, Джек откинулся на спинку кресла, поерзав. Сидеть в мокрых штанах было крайне неуютно. Но переодеваться при Освальде означало бы сдаться, по крайней мере, так казалось Джеку. Раз уж он решил взять твердую и принципиальную позицию, то надо было держать ее до конца. И все же мокрая ткань противно липла к пятой точке, а потому в конце концов, пришлось закинуть ногу на ногу, чтобы площадь соприкосновения с креслом свелась к минимуму.
- Кто сказал, что наше недоверие взаимное? Я говорил, что на твоем месте не доверял бы себе. А тебе я вполне доверяю, - запоздало комментируя одну из фраз, он довольно улыбался оппоненту, - Кстати, как продвигаются твои музыкальные труды, написал что-нибудь новое?
Перескакивая с темы на тему, он вовсе не пытался запутать Баскервилля, просто говорил первое, что приходило на ум, а поскольку ум его подкидывал вопросы с завидной регулярностью, речь Джека часто становилась лоскутным одеялом, объединяющем в себе отрывки абсолютно разных мыслей. В данный момент, например, он вспомнил об увлечении Баскервилля музыкой. "Кстати, надо попросить его сыграть мне, когда-нибудь," - дав себе зарок на будущее, он наконец умолк, предоставляя возможность высказаться своему немногословному собеседнику.

- Может, я не хочу возвращаться домой? - предположил Джек, пропустив наступление справа и распрощавшись со своим офицером, впрочем, ничуть из-за этого не расстроившись. - Да и потом, она сама прекрасно просохнет, не волнуйся за меня.
Освальд рассуждал. Джек любил, когда Освальд рассуждает. Его глубокий, монотонный голос убаюкивал, успокаивал, и служил прекрасным фоном для его собственных размышлений. Наверное, это можно было бы сравнить с пением птиц летним утром, вдохновляющим на созерцание природы и планировку дня, если бы птицы нудно пели о всяких заумных вещах вроде смысла жизни, конечно же. В целом, Джек даже слушал его, особенно, когда Освальд произносил имя Лейси, в такие моменты внимание Безариуса концентрировалось на разговоре и ускользало, едва тема отходила от леди Баскервилль. В общем-то, они составляли неплохой тандем - Освальд обожал разъяснять, занудствовать и рассуждать на пространные темы, а Джек любил слушать тембр его голоса и думать в такие моменты о своем, не перебивая друга. Наверное, потому они и уживались, не считая периодических стычек из-за Лейси. Джек с трудом мог представить еще хоть одного человека, способного выслушивать Освальда часами, не считая Лейси, конечно, хотя он и подозревал, что девушка использует свои собственные уловки на этот счет.
– Может, она решила упаковать подарки к празднику. Среди них может оказаться и подарок для тебя, Джек. Ты ведь не станешь расстраивать Лейси и проникать в ее покои без спроса, правда?
Подняв взгляд от доски, Джек посмотрел Освальду в глаза. Баскервилль был таким серьезным, что невольно вызывал у Безариуса улыбку. Надо было приготовить ему подарок к праздникам, но вот что - Джек еще не решил, и мучился этим вопросом довольно давно.
- Ты думаешь, Лейси мне что-то подарит? - в голосе Джека звучала надежда и неприкрытая радость. Не считая серьги в его ухе, Лейси не делала ему подарков и получить что-то из ее рук было для него высшим счастьем. Представив себе, как пальцы Лейси затягивают тесьму на яркой коробочке, Безариус оживился и переставил уцелевшего офицера.
- Шах и мат, Освальд, - он говорил весело, но без самодовольства. Пока они разговаривали, жажда мести отошла на второй план, а потому Джек радовался скорее самому факту победы и возможности того, что ему достанется подарок из рук Лейси, чем тому, что теперь он сможет протащить Освальда за ухо по всем коридорам поместья.
- А я вот написал новую мелодию. Но она еще пока совсем сырая, и я думаю, как ее улучшить, - продолжая, Безариус, казалось, совершенно забыл о том, что только что нанес противнику поражение и имеет право взыскать с него. На самом деле, он все помнил, но прерывать их разговор, когда обычно молчаливый Баскервилль в кой-то веки разговорился, не хотелось. - Если хочешь, я мог бы попробовать помочь. Соединить отрывки.
На самом деле Джек плохо представлял себе, что пишет Освальд. Он был знаком с его творчеством разве что через Лейси, которая часто напевала композиции брата, но игру самого Баскервилля ни разу не слышал и теперь в нем взыграло любопытство. Джек любил музыку во всех ее проявлениях, любил слушать, как ее исполняют, и потому возможность услышать игру Освальда в первой раз представлялось для него более ценным, чем нанести ему ответное оскорбление. Тем более, потащи он сейчас слугу Глена в коридор за ухо, его подчиненные наверняка встанут на его защиту и тогда Безариусу придется уносить ноги из поместья и не показываться тут еще несколько дней. А ведь он все же планировал нанести визит Лейси, пусть и под покровом темноты, так быстро опускающейся на землю в зимние дни.

- Еще раз… Еще одну партию, Джек.
Видеть то, как обычно сдержанный в своих эмоциях Баскервилль просит, нет, выпрашивает, как маленький мальчик, еще одну партию, было усладой для души Безариуса. Разве могла сравниться любая месть с тем, чтобы видеть, как неприступный, холодный Освальд, всегда державшийся на расстоянии и державший самого Джека по ту сторону невидимой стены, которую Баскервилль воздвигал вокруг себя, теперь сам тянется к нему?
В общем, Джек чувствовал, что победил, не только фактически, на доске, но и морально, разбив тот лед, что пока сковывал их общение.
- Хорошо, еще одну, - великодушно согласившись, Безариус вернул захваченные в плен черные фигуры и начал расставлять собственное белое войско по исходным позициям.
К его немалому удивлению, Освальд захотел узнать и о его пристрастии к музыке. Странное стечение обстоятельств - они виделись по несколько раз в неделю и проводили рядом, вместе с Лейси, конечно же, дни напролет, и все же еще мало что знали друг о друге. Баскервилль не проявлял к Джеку особенного интереса или же мастерски это скрывал, а Джек считал за лучшее не лезть к мрачному Освальду с рассказами о себе, боясь попасть под горячую руку и оказаться в итоге на острие клинка. И все же, да, определенно они были друзьями. Будь Освальд менее неразговорчив, неприступен и холоден, дружить бы с ним было слишком легко и даже скучно. Безариусу определенно нравилось вытягивать из Баскервилля человеческие реакции и больше одного слова за раз. И вот теперь, после того, как он одержал победу, Освальд чрезвычайно оживился. Вернее, со стороны Баскервилль до сих пор выглядел спокойным, но обычно он вообще напоминал более неодушевленный предмет, волей судьбы занесенный в самый темный угол комнаты, так что со стороны Джека его друг казался более живым, чем прежде.
- Я играю на клавишных тоже, но никогда не обучался музыкальной грамоте, - признался Безариус с улыбкой. Он никогда не стыдился своего образования, а, вернее, отсутствия такового. Тем более, строить из себя что-то перед Освальдом, который знал его, как облупленного, по крайней если не самого Джека, то его биографию, было крайне глупо.
- Так что это скорее баловство. Но мне нравится, - вернувшись мысленно к себе домой, в комнату, где в относительном беспорядке валялись листки, испещренные нотами и где в абсолютном порядке стояли по стенам инструменты, антверленские и брахманские, Джек на секунду выпал из реальности, едва Освальд сделал первый ход, отвечая на него точно таким же, заставляя две пешки встретиться на середине доски.
- Поэтому я мог бы тебе помочь, если хочешь, одна голова - хорошо, а две лучше, верно? - размышляя вслух, Джек смотрел на Освальда, опять не особо следя за доской. На самом деле ему бы хотелось послушать, как Освальд играет. Сама идея того, что этот замкнутый, нелюдимый парень отправляется темной ночью в потайную комнату, где стоит рояль, и предается там самозабвенной игре до утра (а именно так Джек порой представлял себе музыкальные занятия Баскервилля), ужасно забавляла Безариуса. Ну а возможность творить музыку вместе с неплохим, в общем-то композитором, манила ничуть не меньше, чем шанс сделать их отношения более доверительными и менее воинственными. Размышляя об этом, Джек пришел к еще одной немаловажной мысли: надо было сменить мокрые штаны тогда, когда Освальд предлагал это сделать. Сидеть на мокрой, нагретой ткани было крайне неприятно и неудобно. Но показать себя принципиальным дураком Джеку не льстило, а потому он продолжил сидеть как ни в чем не бывало, ожидая следующего хода друга.