/Особняк Руфуса Барма. Комната Тайлин/

«Вот же черт», - первая мысль, которая посетила герцогиню, открывшую этим ранним, летним утром глаза и взглянувшую на дверь. В комнату нетерпеливо стучалась горничная, пытавшаяся разбудить молодую госпожу, явно вознамерившуюся проспать такое важное событие в своей жизни, как свадьба. Вставать Тайлин категорически не хотелось, и просыпаться тоже, но упорная служанка продолжала стучаться в дверь, ласковым голоском убеждая упрямую леди откликнуться.
Тайлин не откликалась – только перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой. Это был тот день, стремительного приближение которого леди Барма очень боялась, хотя пыталась убедить себя, что волнения по поводу свадьбы ей чужды. Другим своего страха она не показывала, хотя были те люди, от которых подобное не скроешь. К счастью ли, к сожалению, служанка к их числу не относилась. Сегодняшняя неугомонная горничная вчера оставила госпожу мирно читающей в кровати какую-то книжку и, не заметив в хозяйке никакого волнения, уладилась. Ей было неведомо, что молодая герцогиня читала книжку еще довольно долго – сидя на кресле, стоя у окна, расхаживая по комнате, читая и не понимая ни слова из того, что было написано в книге, которую девушка сжимала в руках с каким-то непривычным ожесточением. Сон и успокоение долго не желали посещать взволнованную герцогиню.
Если бы не торжества, намеченные на этот день, Тайлин могла бы назвать утро чудесным. Одним глазком выглядывая из-под подушки, она видела, как колышется за окном еще не пожелтевшая листва, а пробивающиеся сквозь нее лучи танцуют на полу и стенах стайкой солнечных зайчиков. Красота, благодать и… шумная служанка у двери.
- Входи уже. Хватит стучать, - окликнула ее Тайлин и уселась на кровати.

Почему-то большинство слуг страдают отсутствием ума, но при этом природа не обделяет их бойкой речью, чтобы излагать не самые мудрые суждения. Особенно, когда их никто об этом не просит. Давешняя горничная не только поливала водой спину сидевшей в ванне госпожи, но и щебетала о том, сколь чудесен жених молодой леди, а заодно и все братья Найтреи, пользовавшиеся немалым успехом на столичных балах.
«Уж ты то откуда знаешь?» - зло подумала Тайлин, черпая ладонью воду, которая тут же стремительно утекала сквозь пальцы. – «Как будто хоть раз кого-то из них видела».
- Довольно, - негромко проговорила Барма, и горничная отложила кувшин с водой в сторону. Увы, прекратился только водный поток, но никак не словесный. Равнодушно взглянув на служанку, герцогиня откинулась назад и с головой погрузилась в воду. Сразу стало намного тише.

Несмотря на конец лета, ветер, проникавший в комнату сквозь раскрытое окно, был теплым и ароматным. Было бы очень приятно сидеть у окна и медленно расчесывать уже подсохшие волосы, но почему-то сейчас тишина угнетала. Тайлин пожалела о том, что отослала горничную уже через несколько минут после ее ухода, и сейчас осознавала, что нервозность усиливается с каждой минутой, приближавшей тот момент, когда ее фамилия изменится с Барма на Найтрей.
«Интересно, а если бы все было немного по-другому… было ты так же страшно?» - меланхолия никогда не красила Тайлин, поэтому вошедшая в комнату служанка, уже не утренняя – шумная и юная, а дородная женщина в возрасте, немедленно отметила, что молодая госпожа слишком бледна.  От предложенного завтрака Тайлин наотрез отказалась. Кусок не лез в горло еще с прошлого вечера.

- Ослабь, - жестко одернула служанку герцогиня, когда та излишне рьяно потянула шнурки корсета. Заботливая дама встретила приказ госпожи обоснованным, по ее мнению, протестом – якобы жених будет недоволен, если невеста предстанет пред алтарем с лишними сантиметрами в талии. Но леди Барма была непреклонна.
- Я сказала, ослабь, - в голосе чувствовалась явная угроза. – Элиот больше разозлится, если я упаду в обморок из-за нехватки воздуха, а не из-за лишнего сантиметра, который он едва ли сможет заметить.
Когда корсет был зашнурован так, чтобы привередливая госпожа осталась довольна результатом, служанка занялась осмотром платья, а Тайлин так и осталась стоять у зеркала, осматривая не белый свадебный наряд, а саму себя. Ослепительно белый корсет с кружевами; ставшие уже привычными, но все так же нелюбимые герцогиней трусики, и белоснежные чулки с лентами и оборками на бедрах. Все было идеально и, наверное, все это красило Тайлин, но, глядя в зеркало, она почему-то никак не могла увидеть в себе настоящую женщину – чью-нибудь супругу, такую как, например, Шарлотта Баскервиль или любые другие замужние леди, которых она видела на приемах.
Когда была застегнута последняя пуговичка платья, образов ровный жемчужный ряд на спине герцогини; были оправлены рукава, разглашены все складочки, а сзади сооружен бант, служанка принялась укладывать волосы госпожи и крепить длинную фату, удерживаемую на голове шпильками бриллиантовой диадемой, которую отец прислал на свадьбу, как подарок и свое родительское благословение. Глядя в зеркало на переливающееся радужными бликами украшение, Тайлин думала, что оно едва ли может заменить присутствие отца, которое сейчас ей было столь необходимо.

Внешний вид: Свадебный наряд
Состояние: Меланхолия, плавно перетекающая в нервозность

Прошло всего полгода после того, как они с Шарлоттой стали законными супругами, и за эти полгода Гилберт ещё ни разу не успел пожалеть о том, что когда-то приемный отец подсуетился и устроил их свадьбу – пусть даже слишком поспешно, чем им хотелось. Жена рассказала ему потом - ведь теперь они все время были вместе, расставаясь только на то короткое время, когда герцогу надо было отлучиться в Пандору, а леди за новым платьем или украшением в город. Привыкший ни в чем не ограничивать свою дражайшую супругу, юноша порой только удивлялся, когда она приходила к ужину в роскошном платье совершенно фантастической конструкции, цвета и кроя. Маленькое уютное поместье в пригороде Лебле целиком и полностью отвечало требованиям любовного гнездышка для двоих. Слуги здесь были тихие и незаметные, как полагается, но работали исправно, пусть и неторопливо, но за это им часто влетало от вспыхивавшей от любой мелочи Лотти.
За полгода совместной жизни Найтрей смог познакомиться с характером любимой девушки поближе. Слепую влюбленность, когда в объекте своего обожания видишь одни достоинства и не замечаешь недостатков, сменила вполне зрелая, правда, иногда с приступами немого обожания, любовь.  И теперь он не видел ничего страшного, ужасного и нетактичного в том, чтобы сделать ей замечание, всегда очень вежливое – от этого он, похоже, никогда не отучится, или же подойти и поцеловать, когда девушка сделала что-то приятное его душе. Конечно, Шарлотте было трудно отвыкнуть от того ужасного кровавого прошлого, в котором её именем пугали детей, и первое время Гил удивленно обнаруживал в их кровати кинжал или стилет, который она совершенно автоматически клала под подушку. Но отучились и от этого, и от оружия, припрятанного по всей одежде – было сложно, но они справились.
И вот сейчас это письмо, маленький прямоугольный конверт, пахнущий чернилами, в который вложено приглашение на свадьбу его младшего брата. Приглашают их троих – недавно Винсент приехал к ним погостить, что, честно говоря, порядком напрягало Гила, ведь теперь ему приходилось делить время ещё и с братом, а значит, Шарлотте приходилось скучать, гуляя в саду или занимаясь своими женскими делами. Жена сразу же сказала, что на свадьбу не поедет, ведь к ней приедут её боевые товарищи. Настоящая же причина была не названа, но о ней юноша и сам догадался – леди Найтрэй не хотела ехать в общество, где все снова будут коситься с подозрением и даже с ненавистью. Хорошо, пусть останется дома. Винсент ещё до того, как брат отдал ему его приглашение на его имя, куда-то смылся – слуги сказали, что на свидание.
Итак, свадьба Элиота, его младшего брата, который всегда был чуточку разумнее всех остальных Найтреев. Что послужило причиной и кто та юная леди? Он ещё раз заглянул в приглашение. Тайлин Барма. Молодой человек задумался, пока служанка расчесывала волосы и перевязывала их синей атласной лентой. Весь этот ажиотаж вокруг свадьб начинал его порядком утомлять. Да и закралось подозрение, что приемный отец и тут подсуетился порядком, при том, что на его скромный взгляд, никакой симпатии между женихом и невестой не было. На свадьбе Шарлотты и Гилберта они, конечно, дали маху, лихо отплясывая вместе, но нет ведь никакой гарантии, что  это было сделано добровольно – скорее всего, ребята просто перебрали вина, ведь прошло совсем немного времени с тех пор, как они вступили в совершеннолетие и получили возможность присутствовать на всех светских мероприятиях. Все это казалось навязанным, глупым и совершенно неразумным. Может быть, ребятам стоит подрасти? Но, вздохнув, герцог про себя подумал, что в определенных ситуациях отец бывает чрезвычайно убедителен, а также отлично умеет давить на своих детей различными способами. А для шестнадцатилетнего мальчика, любящего свою семью, угроза того, что он станет позором их рода, если не заключит этот брак, может быть вполне реальной. Элиот все же оставался истинным дворянином, для которого очень важна была честь семьи – в отличие от Гила и Винсента, которые не были дворянами по умолчанию, просто об этом никто толком не знал.
Выкурив привычную утреннюю сигарету – к счастью, Лотти не запретила ему курить – герцог, получив от супруги страстный поцелуй и наставление вернуться к вечеру, отправился в путь. В дороге у него было много времени, чтобы все обдумать, и чем больше он пытался представить юных герцога и герцогиню вместе, тем…логичнее ему казались действия приемного отца, хотя, разумеется, он по-прежнему считал, что молодые люди слишком юны для брака. Да, в его случае это был самый что ни есть возраст для жениха, но шестнадцать…слишком рано. Они ведь даже не закончили Академию, а уже сегодня станут супругами. Все же…отец поторопился. Но переубеждать его себе дороже. И сначала в любом случае надо навестить брата и послушать, что он сам скажет. Трудно представить, как он себя сейчас чувствует, но вряд ли так же нервно курит в комнате, как и он сам когда-то. Подобные воспоминания вызывали светлую улыбку и хотелось смеяться от собственной глупости – действительно, чего было так переживать, если теперь все так чудесно.
И вот наконец впереди знакомый до боли особняк, такой же мрачный  и зловещий, как и прежде. Стоял август, и на улице было порядком прохладно, поэтому герцог по привычке запахнул плащ – все тот же, что и раньше, только вот от любимой шляпы пришлось отказаться, слишком веяло от неё воспоминаниями о белокурой девушке, которую он когда-то очень сильно любил. Смешно и грустно понимать, что сейчас леди Эйда Безариус влюблена в его родного брата, а он в неё. Как бы умело брат не отнекивался, не скрывался – Гилберт все же был его братом и легко читал между вежливых строк.
Внутри было…пугающе тихо – даже слуги перемещались почти бесшумно, как будто бы паря по воздуху – не было слышно даже привычного шуршания пышных юбок по полу и цокания каблуков. Юношу встретил их старый дворецкий, точный, как часы, и поминутно кашлявший в кулак – никто не знал, болезнь ли это или же жест, требующий внимания к своей персоне. Значит первым делом, Гил отправится к отцу? На вопросительный взгляд старый человек ответил, что глава Дома занят – как обычно – и что он может проводить ео либо в его комнату, либо в комнату жениха, потому что Элиот пожелал видеть свидетелем Гилберта. В это верилось с большим натягом, но путь до комнаты брата молодой человек проделал в молчании, столь для него характерном. Теперь он разговаривал много, только оставаясь наедине со своей женой, ставшей ему самым близким и родным человеком.
- Элиот, ты здесь?  - постучавшись в дверь, произнес он и повернул ручку. В комнате было так тихо, что тишина звенела в ушах, отдаваясь серебряным звоном в голове. Юный наследник Найтреев сидел в обнимку с мечом, зачарованно рассматривая гравировку и на брата никак не реагировал.
- Эй, все хорошо? – Гилберт осторожно присел на краешек дивана, дабы в случае внезапной атаки со стороны брата успеть хотя бы отшатнуться.

За окном уже в полную силу вошло утро, когда Эрик, имевший привычку вставать спозаранку, неохотно открыл глаза. По затекшей за время сна руке  мерзко поднимались холодные мурашки, но парень не соблаговолил сменить позу. Уставившись в потекший светлыми разводами потолок, он не мог найти в себе ни сил, ни желания пошевелиться или встать.

Суета предсвадебных дней вызывала у Эрика последние три месяца постоянно находящегося не в духе, глухую антипатию. Казалось, он в упор игнорирует и мельтешащую прислугу, и портных, и хозяйку. Казалось, к нему это не имело никакого отношения. Он просто, закрывая глаза, старательно не принимал данную вариацию действительности.
То ли догадываясь о внутреннем смятении юноши, то ли, как всегда, сомневаясь в его благоразумии, дед прислал ему письмо (если так можно назвать записку, прилагающуюся к двустраничным поздравлениям для Тайлин): "Не думай, ты всего лишь слуга". Это Эрик хорошо знал. Даже больше, чем дед мог себе представить. Его готовили к моменту, когда в услугах личной охраны герцогиня перестанет нуждаться, а присутствие рядом с ней молодого человека даст пищу для сплетников. Дом Барма легко мог пресечь подобные отголоски. Дом Найтреев, в который Тайлин готовилась вступить, может не захотеть их слышать.
Эрик подозревал, что дед своей запиской намекал на то, что с момента, как юная герцогиня станет чужой женой, ему, скорее всего, придется вернуться на Родину. Вряд ли старый вояка мог себе представить, насколько Рэя бесит сам факт свадьбы. "Не думай", - говорил дед, и Эрик, в кой-то веки, его послушал, потому что думая тренироваться, ходить на занятия, находиться рядом с Тайлин было тяжело. Тяжело было смириться с тем, что девушка, которая так много для него значила, станет принадлежать кому-то другому.
Ему всегда казалось, что он легко примет выбор Тайлин, что наличие этого выбора его обрадует, освободит, даст возможность заняться своей жизнью; Эрик всегда себя убеждал, что только и ждёт момента, когда вредная девчонка выскочит за кого-нибудь замуж, но получилось так, будто все эти три месяца он надеялся, что герцогиня попросит у него помощи, и больше всего его тяготит даже не собственный статус, а то, с каким спокойствием она приняла это решение. "Тайлин, неужели это то, чего ты хочешь?" - тяжелые, будто налитые свинцом веки сомкнулись, скрывая злой, а оттого особенно яркий взгляд синих глаз.

Эрик почти не спал. Периодически впадая в дремоту, он постоянно просыпался от того, что у него бешено колотится сердце и ему нечем дышать. Последнее время Эрику часто не хватало воздуха, а стены герцогского поместья навевали на него тоску. Ещё более нервный от затянувшейся депрессии, Рэй отпугивал от себя даже тех, кто хотел идти на контакт, не разговаривал, не отвечал на вопросы, сбегал на конные прогулки, делал всё что угодно, лишь бы отрешиться от происходящей действительности.
"Я знал, что это когда-нибудь произойдет", - убеждал себя юноша. "Рано или поздно это должно было произойти", - говорил себе Эрик, больше рассчитывающий именно на "поздно". Тайлин с её характером до двадцати с лишним лет могла ходить в девках, не нервируя своего слугу поспешным замужеством, но умудрилась при первом же его отсутствии дообжиматься с наследником Найтреев до помолвки. "Я не должен был уезжать", - корил себя во снах Эрик, раз за разом прокручивающий в голове то момент прощания с хозяйкой, то разговор с матерью.

- Она твоя мать, Эрик. Она умирает и её хочется увидеть своего сына. Неужели так сложно оказать толику уважения... - уныло скрипел мерзкий старикашка. Эрик не знал, что у него есть ещё один дед. Он даже не помнил, что у него есть мать. Эта женщина вычеркнула сына из своей жизни, и мальчик просто ответил тем же. Он плохо помнил те дни, когда жил в каком-то то ли приюте, то ли пансионате в ожидании, когда его заберут.
- Твоей маме сейчас очень плохо, - говорила какая-то женщина, постоянно тормоша его светлые, торчащие в разные стороны волосы. - Ты должен понять её... - но он не понимал. - Очень скоро она вернется за тобой, - лживо говорила женщина, излучая благожелательность, но мать не вернулась, отец не объявился и он оставался один до тех пор, пока его не нашел дед.
Прошло совсем немного времени, прежде чем восприятие матери стало чем-то туманным. Рик знал, что у него была мать, но никогда не относился к этому факту лично. Из самого важного для ребенка человека, она просто стала женщиной, которая дала ему жизнь, а он посвятил себя служению другому человеку.

"Тайлин", - имя, пульсирующее у него в голове, вызывало водоворот воспоминаний. Сотни, тысячи ярких моментов, скрытых в глубинах памяти. Темный омут, мешающий спать по ночам.

Он видит её балансирующую на стремянке в библиотеке и сверкающую детскими панталонами. Видит, как девушка поднимается по лестнице, и с каждым шагом её короткая юбка открывает всё больший обзор на стройные ножки, обычно скрытые метрами ткани.
- Я не буду пешкой... - она самоуверенно улыбается, гордо выпятив затянутую в корсет грудь.
- Вместе... - маленькая и глупая она мечтает о приключениях. Они вместе мечтают, читая по ночам книги, придумывая истории, разгадывая государственные тайны.
"Тайлин", - он берет её за руку, снимает с дерева, гладит неприкрытый кожу спины, такую теплую и бархатную. Он держит её, не желая отпускать.

- Эрик, ты совсем большой. Бедный мальчик... - светлые брови юноши сошлись на переносице. Он не знает эту женщину. Прикосновения её холодной руки ему неприятны. Она вытягивает из него тепло, вытягивает жизнь, тратит его время. Зачем она позвала его? - Ты так похож на своего отца.
- Нет, - отторжение было сродни подступающей к горлу тошноте.

- Просто побудь с ней несколько часов. Она тяжело переживала разлуку с тобой, - скрипел голос, хозяина которого хотелось придавить собственными руками.
- Мне так жаль...
- Врешь! - челюсть болезненно скрипнула, от запаха ладана мутило, а он почти трое суток не спал. Ему хотелось поскорее вернуться обратно. Он не хотел оставлять её одну. С  момента их знакомства и до этой недели они ни разу не расставались так надолго.

- Тайлин, - девушка что-то весело рассказывала, планируя свой выход в местное сообщество на абсурдной свадьбе Найтрея с Баскервилль. В голосе герцогини отчетливо слышалось раздражение в те моменты, когда ей казалось, что слуга не достаточно внимательно её слушает.
- Мне нужно уехать, - это было так заманчиво - переложить ответственность на её хрупкие плечи - спросить разрешение у Тайлин и, не получив его, остаться дома, но вместо этого, Рик поставил герцогиню перед фактом - он не сможет сопровождать её на свадьбе, его мать умирает, ему нужно уехать. Кажется, они даже поссорились из-за этого. Кажется...

- Ты так похож на своего отца...
"Неправда".
- ...он был хорошим человеком...
"Он тебя бросил".
- ...правда, мечтателем...
"Он оставил тебя одну!"

- Я выхожу замуж, Рик! Теперь услышал?! - голоса, громкое топанье, захлопнувшаяся дверь. Навсегда. Он знал, что рано или поздно это произойдёт, но старался об этом не думать. Ему казалось, что он сможет принять её свадьбу спокойно, Эрик был уверен, что ей нужно скорее найти мужа.

- Ты кого-нибудь любишь? – похоже, она жаждет дать ему своё благословение.
- Нет, - поспешно отвечает Эрик. Он не любит, не может любить, он просто должен служить ей. "Тайлин".

- С сегодняшнего дня твоя жизнь будет посвящена ей, - совсем маленькая девочка и дед, у которого ещё видно, где волосы просто светлые, а где проявляется седина. - Ты будешь жить для неё, Эрик, - это казалось таким естественным. Казалось, будто только об этом он всю жизнь мечтал. Вот только...

- Я герцогиня!
- Ты просто самоуверенная девчонка!

"Тайлин, не надо! Не делай этого!" - ему хочется удержать её за руку, но она постоянно ускользает, даже во сне оставаясь недосягаемой.

- Эрик! Вставайте. Нельзя спать в таком месте. Вы помнете костюм, - как все эти реплики связаны между собой, понять сложно. Особенно спросонья. Второе за утро пробуждение посреди тяжелого сна отдаёт мигренью. Состояние нисколько не облегчает суетливая прислуга, успевшая за несколько минут десять раз упомянуть слово "свадьба". Часы монотонно отсчитывали удары, а девушка показательно гремела, создавая видимость работы.
- Уйди, - он заснул в библиотеке за какой-то книгой, предварительно успев выпить презентованную ему в честь праздника бутылку. Ерунда, но от тяжелого сна в неудобной позе теперь ломило тело и гудела голова. Проводя рукой по лицу, он с недовольством почувствовал пробившуюся щетину. Из его жизни куда-то выпал ещё один день.

На то, чтобы умыться, побриться и переодеться потребовалось не больше получаса, но за это время ему успели трижды напомнить о том, что карета готова и ждёт молодую герцогиню у выхода из поместья. Можно подумать, он единственный в этом поместье, кто должен об этом знать! Что ж, это было прекрасно, особенно учитывая счастливые лица прислуги, представляющей себя на месте госпожи. Разностороннее шушуканье и хихиканье стремительно возвело головную боль в ранг адской пытки. Раздражение достигло своего пика, но никому до этого не было дела. Все были уверены, что он тяжело переживает смерть матери. Наверное, это было хорошим прикрытием, но ему раз за разом приходилось одергивать себя, чтобы не сказать, что он не знал ту женщину.

Комнату Тайлин парень нашел едва ли не на инерции, привычно на ходу завязывая платок. Коротко постучавшись и получив разрешение войти, Рэй отворил дверь. Наверное, за последние недели у него вошло в привычку не смотреть в её сторону. По крайней мере, этим можно было бы объяснить то, какое ошеломляющее впечатление произвел на него вид госпожи.
- Тайлин, ты... - "такая красивая", - едва не сказал пораженный Эрик и тут же хмурился, без труда вспоминая, что вся эта красота не для него. - Я... надеюсь, ты закончила. Карета уже ждет. Виктория передаёт, что на улице чудесная погода, как раз подходящая для свадьбы, а мой дед написал тебе поздравления. Если интересно, можешь прочесть по дороге, - за сегодняшний день Эрик сказал больше, чем за всю  неделю до этого. Его даже хватило на то, чтобы ответить скупой улыбкой на слова служанки, которые он не расслышал, потому что был слишком тем, чтобы не думать о ней и даже не смотреть в её сторону.

▪ Местонахождение: Особняк Руфуса Барма. Комната Тайлин
▪ Внешний вид: Черный хлопчатобумажный фрак без отделки; черный жилет; белая сорочка; шейный платок из белого полотна туго повязан на шею; черные брюки, заправленные в ботфорты на низком каблуке. Одежда чистая, хорошо отглаженная, не может вызвать нареканий, но подчеркнуто простая. Волосы распущены.
▪ Состояние: мигрень, лёгкое похмелье, следы недосыпа на лице.
▪ Инвентарь: меч на короткой перевязи, лента для волос и письмо в кармане.

Бармы не берут своих слов обратно. Тайлин не привыкла жалеть о своих поступках и решениях, принимая их результат как данность, каков бы он не был... этот результат. С детства привычная к слову «ответственность», она все равно оставалась авантюристкой. Ей никогда не было страшно понести наказание за проступок, и вовсе не потому, что наказания отца были просто смешными – гордость и упрямство не позволяли спихнуть вину на кого-то другого. Эрик нес ответственность за ее жизнь и здоровье, а она в свою очередь считала себе ответственной за него, как за своего слугу – стремилась покровительствовать и защищать, пусть даже редко можно было его уберечь и внушить господину Фредерику Рэю, что всему виной ее взбалмошность, а не беспечность его внука.
Глядя на понурое и помятое лицо Эрика, Тайлин второй раз в жизни испытывала сожаление. То, что ей казалось правильным и логичным, вмиг обратилось в непоправимую ошибку, которая изменит всю ее жизнь.

Любимое ею лето уже готово было смениться осенью, но дни были все еще теплые. Тайлин до сих помнила все в мельчайших подробностях, пусть даже прошло уже столько лет. И духоту августа, и вялость уже несвежей, утомленной жарой листвы и то, как заманчивы были спелые яблочки на дереве. Ну почему самые красивые яблоки всегда висят так высоко?
- Тайлин, не глупи. Не надо.
Она одергивает руку и презрительно фыркает. Потому, что не боится высоты, а если Эрик боится… ха! он просто струсил.
Одежда даже маленькой девочки очень неудобная – совершенно не приспособлена, чтобы лазить по деревьям. Рюши и ленты то и дело цепляются за ветки, мешают подниматься. Но что могут значить какие-то ветки на пути к цели леди Бармы?
Ха! Он не удержался и тоже полез за ней. Глупый мальчишка. Она знала, что так и будет, поэтому на лице появилась злорадная улыбка. Взглянув вниз, поневоле чувствуешь, как перехватывает дыхание – сложно даже ухмыльнутся в ответ на перекошенное недовольством лицо Эрика. Как неожиданно высоко. Но ничего. Уже совсем близко. Только руку протянуть и ухватить это яблоко.
Секундному мгновению невесомости предшествовал хруст, но Тайлин поняла, что падает, только когда столь манящее и близкое яблоко внезапно удалилось.
«Рик!!!»
Она хотела закричать, но не смогла. Страх спровоцировал желание ухватиться за ветки, стремительно проносившиеся рядом, но они лишь только больно хлестали по лицу, пока наконец Тайлин не почувствовала удар в спину.
В глазах все мелькало, спина побаливала и еще Тайлин чувствовала, что больно ушибла локоть. Когда зрение сфокусировалось, взгляду предстало чистое летнее небо и эта трижды проклятущая яблоня.
- Рик… - она слабо позвала его, но слуга не ответил. – «Какого черта ты молчишь?» Рик…
Что-то мокрое рядом... под ней. Тайлин подняла руку. Кровь.

Спасение настырной госпожи обошлось тогда Эрику множественными ушибами, парой сломанных рёбер и распоротым боком, который пробила сухая ветка – шрам до сих пор отчетливо был виден на его теле. Для Тайлин попытка достать яблоко обернулась тремя днями слез и томительного ожидания – выживет ли Эрик. Сидя у кровати раненного друга, она сожалела, что полезла на дерево, сожалела, что сорвалась с него и особенно жалела, что Эрик бросился ее ловить. Минуты слабости и отчаяния, когда казалось, что лучше было разбиться самой, но не видеть, как лучший друг лежит с разодранным боком в луже крови. В тот день Тайлин готова была отдать все лишь бы повернуть время назад и принять другое решение, сегодня ей хотелось того же. В этот раз не было крови и сломанных рёбер, но в груди Тайлин все равно щемило.

«Как он вырос с тех пор!» - мысль была сопровождена вздохом и, запечатав воспоминания в дальнем уголке памяти, герцогиня вновь вернулась в настоящее.
Грустно было смотреть на то, как Эрик отводит взгляд или смотрит на нее, стараясь не видеть. Все так поменялось с тех пор, как она стала невестой Найтрея. Детское счастье разбивалось, напоминая, что взрослая жизнь совсем не сказка, а время не может навсегда замереть на самом счастливом моменте твоей жизни.

«Он хотел сказать, что я красивая», - Тайлин поняла это по его поведению. Слуга наконец-то посмотрел на нее, чтобы сразу же отвести взгляд и оборвать фразу, едва ее начав. Он так и не скажет ей этого. Жаль.
Торопливая речь. Неестественная. Так на него не похожая. Эрик волнуется или боится – Тайлин никак не могла этого понять и злилась. На себя и на него.
- С каких это пор слуги начали подгонять господ? – фраза сорвалась с губ так неожиданно резко, что герцогиня вздрогнула от своих же слов.
Копившееся с самого утра напряжение столь неудачно нашло выход именно сейчас и выливалось волной раздражения на самого близкого человека. Вместо того чтобы сознаться как ей страшно, как она сожалеет, чувствует себя беспомощной и одинокой, лишенной поддержки и дружеского тепла, Тайлин хотелось послать Эрика к черту – вытолкать за дверь грубыми словами и оскорблениями. Он должен знать свое место. Он всего лишь чертов слуга, осмелившийся занять в сердце своей хозяйки непозволительно много места. Он должен быть наказан. И не важно, что он столько лет верно служил ей, терпел ее несносный характер и рисковал жизнью, спасая ее.
- Да, мне интересно, что он пишет, - с несвойственной себе ухмылкой проговорила Тайлин и сделала шаг в сторону Эрика. Но только шаг – на большее не хватало смелости. – Хочу узнать прямо сейчас. Читай!

Почтительный поступок Эрика был ответной пощечиной ей – той, которая сама во многом была повинна в том, что границы в отношениях «слуга или друг» были стерты. Тайлин никогда не хотела иметь просто слугу – «просто слугами» был наводнен весь дом, хотелось чего-то больше, но это было безответственным поступком маленького ребенка, не понимавшего тогда, как далеко эта дружба может зайти и как тяжело будет разорвать эти отношения. Тогда она просто не думала об этом. В семь лет такие вопросы совсем не тревожат детское сознание.
«Почему же отец не остановил меня?» - маленькая искорка гнева и в сторону обожаемого родителя, угасшая едва только вспыхнув. На отца Тайлин никогда не могла злиться и в глубине души всегда принимала его как высокий идеал – мужественный, мудрый и безоговорочно преданный своему ребенку.
«Прости меня, Эрик…», - так хотелось коснуться рукой светлых волос, благословляя, успокаивая, да и просто чтобы оказаться ближе к слуге, склонившему голову перед своей бестолковой госпожой, но рука Тайлин замерла, не преодолев пары последних сантиметров.
- но разве вы не должны торопиться выскочить замуж за Элиота Найтрея, столь приглянувшегося вам полгода назад?!
Ладонь, секунду назад едва не коснувшаяся светлой макушки, метнулась к подолу и яростно сжала белоснежную ткань. Резко развернувшись, герцогиня выдернула из рук слуги край платья, которое он почтительно поцеловал, имея при этом наглость дерзить, бить в самое больное место. Тайлин не могла ответить на этот выпад. Ей было нечего сказать и нечем парировать сарказм. Оставалось только отвернуться, делая порывистый вдох и еще сильнее сжимая ни в чем не повинное платье.

Это было ее собственное решение, и тогда оно казалось совершенно разумным. Откажись Тайлин, ни дядя Руфус, ни тем более отец, не смогли бы заставить ее выйти замуж, но она согласилась. Согласилась ради отца, ради герцогского дома Барма и ради себя самой. Ведь отец не вечен, суверенитет герцогских земель на Родине, где грозилась разразиться гражданская война, мог рассыпаться прахом, а в этой стране она всего лишь приживалка в доме своего дальнего родственника. Несмотря на свой возраст, герцогиня прекрасно понимала, что она легко может потерять свой статус завидной невесты и дело кончится таким же политическим браком, хотя куда менее выгодным, чем нынешний.
Это была возможность начать новую жизнь – удачный старт – не обременяя заботой о себе отца, отдать должное его трудам по воспитанию ребенка и оправдать его ожидания, хорошо устроившись – жить своей собственной жизнью, доказать, что она справится без чьей-то помощи. Сама. Одна…

И только спустя несколько дней пришло понимание истинного смысла этого «Сама. Одна», но было уже поздно.

Барма не настаивал, не заставлял и ни коим образом не давил на племянницу, но пара фраз, как бы случайно оброненных им, смогли повернуть ход ее мыслей в нужное герцогу русло. Тайлин казалось, что она до всего додумалась сама, все решила, трезво оценив ситуацию, на деле совсем не подозревая, что иллюзию свободы выбора Руфус мог создать без помощи своей Цепи. Сыграв на ее честолюбии, гордости и упрямстве, он достиг самого выгодного результата – Тайлин приняла предложение Элиота, была уверена, что это лучший вариант и верила в том, что это было ее собственное решение. Теперь упрямство маленькой герцогини было обращено на борьбу с самой собой, а не с герцогами, решившими ее судьбу.

«Дедушка Фредерик прислал письмо?» - минутка молчания, чтобы собраться с мыслями и переварить все, сказанное Эриком. – «Он наверняка написал что-то обидное Эрику. Зачем он так с ним?»
Тяжело вздохнув, Тайлин протянула руку, все так же не оборачиваясь, не желая смотреть в его глаза и видеть в них справедливые упреки.
- Давай, - коротко и строго.
Два листа напутственных слов, написанных мелким, убористым почерком в старомодной манере, выдающей дворянское происхождение господина Рэя. Ничего полезного или важного из этого письма Тайлин не вынесла – похвалы ей не льстили, поздравления были безразличны, а откровенно сквозившее в письме предупреждение «Не смей наделать глупостей, девочка» разозлило. Но больше всего разозлила строчка, адресованная не ей. Яростно скомкав письмо, герцогиня бросила его на пол и резко развернулась.
- Все так рады за меня, - с недоброй интонацией проговорила наконец Тайлин. – Ты тоже рад за меня, Эрик?! – слишком громко, слишком надрывно, точно боясь, что голос дрогнет, а из глаз потекут слезы. Невозможно было поверить, что он готов избавиться от нее при первом удобном случае, но в то же время… что он мог?
«Я сама лишила его выбора…»

Он смотрел на Тайлин, явно намериваясь дождаться любого ответа. По сути, ему почти неважно какого: Эрик только желал герцогине лучшего будущего - такого, какое она сама себе выберет. Ему нужен был ответ, чтобы прекратить себя накручивать, чтобы перестать сходить с ума. Ему нужен был ответ, чтобы приобрести уверенность в правильности происходящего. Он хотел знать, что её всё устраивает. Но Тайлин молчала. И с каждой секундой её молчания, тяжелое чувство в груди Эрика становилось всё сильнее. Внутри буквально клокотало от злости, ревности и непонимания.
"Почему ты молчишь, Тайлин?! Почему?!.." - уже молча вопрошал юноша, порывисто и нежно сжимая её лицо в своих ладонях. Эрик знал эту девчонку с малолетства. Долгое время Тайлин составляла весь его мир. Он любил её, даже если эта любовь была всего лишь отражением его верности. Он любит её, даже если никогда об этом не скажет. Она нужна ему.

"Проклятье", - подумал Эрик, не столько услышав или почувствовав чьё-то присутствие, сколько заметив замешательство на лице девушки, которая мгновенно отпрянула от него, словно бы её кипятком ошпарили. "Никуда не годится", - с укором подумал Рэй. Его поведение, его попытка докопаться до истины, его близость Тайлин не вызывали внутренних возражений, а вот невнимательность была непростительной. Как он мог позволить застать себя врасплох такому человеку?!
"Какого черта он не стучал в дверь?! Это комната герцогини, в которой она переодевается!" - Эрик так сильно сжал зубы, что их скрежет, как ему показалось, был слышен на всю комнату. Чтобы Руфус не увидел, его это касалось меньше всего - так думал юноша, коротко поклонившись, прежде чем выйти из комнаты.
- Я проверю, как там карета, госпожа, - уже в дверях, не оборачиваясь, произнёс Эрик, не соблаговолив поприветствовать хозяина дома. "В любом случае, момент упущен".

Внизу, в который раз убедившись, что ничего не требует дополнительной проверки, он попросил оседлать себе лошадь - продолжать этот фарс и делать хорошую мину при плохой игре желания не было. К тому же не было уверенности, что ему хватит выдержки. В тоже время,  никаких правил он не нарушал, сопровождая госпожу вне кареты.
Вскоре Тайлин спустилась. В ослепительно белом наряде при свете солнца она была ещё более прекрасной, но Эрик замечал в большей степени даже не это, а её мимику, жесты, движения, говорящие о явном напряжении, и герцога Барму, судя по всему, намеревающегося сопроводить племянницу до самой свадьбы. Нельзя было сказать, что он неожиданно прозрел, но неприятный осадок, который он оставил после короткого разговора в комнате и оплошность с двусмысленной позой, в которой из застал Руфус, хотелось чем-нибудь сгладить. Воспользовавшись возможностью, Эрик помог Тайлин устроиться в карете и вложил ей в руку яблоко.
- Мне передали, что вы так и не поели. Ничего хорошего, если вы упадете прямо у алтаря, не случиться. Съешьте. От яблока вам хуже не будет, - Рэй действительно услышал жалобу прислуги и озадачил её яблоком. Особой надежды не было, но возможно оно хоть как-то поднимет Тайлин настроение. В том, что этого самого настроения девушке не хватало, Эрик уже убедился.

Подъезжая к месту свадьбы, юноша хмуро глянул на суету, говорящую о том, что и здесь подготовка шла полным ходом. Буквально до того, как он успел сообразить, Тайлин уже увели в какую-то комнату, а его слегка озадачили коротким инструктажем: когда, куда и как должна выйти девушка и во сколько её будут там ждать.
- Готова? - после короткого стука, во второй раз за день, пусть и в другой формулировке поинтересовался Эрик. - Нас прервали, я хотел бы услышать ответ на свой вопрос, - тише, но уверенней добавил он, уже после того, как закрыл и загородил собой дверь.

Гилберт вздохнул - порой спорить с братом было совершенно бесполезно, да и к тому же небезопасно. Но и оставлять его в подобном подавленно-депрессирующем настроении нельзя было ни в коем случае. Если уж Элиот твердо решил жениться то пусть хотя бы будет живчиком, а не непонятной субстанцией, расплывающейся по дивану как будто в поисках более подходящего места.
- Я ничем не жертвую, Гилберт, и действительно не боюсь. Чего бояться? Думаешь, Тайлин Барма в состоянии мне навредить? Ха! Или считаешь, что я, Элиот Найтрей, не способен поладить с девушкой? - почему-то старшему Найтрею показалось, что за скрытой бравадой и излишне жизнерадостным тоном скрывалось скорее полное отсутствие желания что-либо менять. Возможно, это было не так, но представить Элиота в шкуре женатого человека, мужа герцогини Барма - интересно, какой из сторон был наиболее выгоден этот брак? - было крайне сложно, практически невозможно. Но если брат принял решение, то он промолчит. Не для того, чтобы потом сказать "ну я же говорил", а потому, что спорить с Элиотом действительно нет смысла. Если отец в чем-то убедил своего наследника, то далее все аргументы против этого брака будут разбиваться о бетонную стену правильности, образцом которой и был младший Найтрей. Или хотя бы старался казаться таким - все же вспыльчивость не могла относиться к хорошим качествам ,но Гил всегда приписывал её юному возрасту и даже считал...милой.
Молодой человек успел выкурить вторую сигарету за то время, пока Элиот говорил. Речь была кислой и, естественно, не убедила старшего брата. Окурок полетел куда-то вниз, и по счастью не свалился никому  на голову. Не глядя на брата - все же досада отчасти взяла свое. Пытаешься человеку помочь, а он на тебя шипит, как обозленная кошка. Котенок. - Гил произнес твердо и подавая пример:
- Хорошо, успокойся. В таком случае улыбнись, иначе невеста сбежит от алтаря, увидев твое кислое лицо. А для нашей семьи, это, конечно же, невыгодно. - слова лились, словно Ворон читал их по бумажке - на самом же деле он и сам плохо понимал, верные вещи ли говорит или все это всего лишь звуковое сопровождение сборов жениха на свадьбу. Повисла длиннющая пауза, в течении которой никто в комнате не шевелился - Гилберт застыл изваянием у окна, позабыв даже о том, что сигарета больно жжет кожу на пальце, забыв её потушить. Элиот же так же стоял на том же месте, на которым его застиг монолог старшего брата, и, кажется, вообще спал.
Не выдержав и  десяти минут созерцания младшего Найтрея в виде статуи, старший брат поднялся и кинув на ходу:
- Пойду проверю, все ли в порядке. Тебе тоже стоит поторопиться и поправь платок на шее - он растрепался - скрылся в многочисленных коридорах особняка Найтреев. Настроение медленно катилось под уклон, и теперь общую картину идилличной свадьбы портил свидетель со стороны жениха, а отнюдь не сам жених.
Для кучи не хватало ещё наткнуться на приемного отца, поэтому, заслышав его громкий голос, о чем-то злобно распоряжавшийся, он решил не искушать судьбу и отправился к карете,что должна была отвезти их кс часовне, где уже все должно было быть готово к церемонии. Но заходить не стал - надо было успокоиться, а следовательно, выкурить ещё одну сигарету...

Весь мир враждебен нашей страсти нежной. ©

Она хотела сказать, что никуда не уходит, что ничего не меняется и после свадьбы все останется, как было. Нужно только поменьше ссориться и все вернется на свои места, ведь никто не может заменить Эрика. Ни один человек не способен занять в сердце герцогини Барма то место, что занимает он. Огромное желание сберечь эту дружбу, казалось, делало возможным сохранить слугу после себя, но это был самообман. И от сознания этого сердце сжималось от боли.
- Не плачь, - шептал Эрик, стискивая ее в объятиях.
Сильные руки слуги скользили по ее спине, притягивая к себе, прижимая, как что-то хрупкое и слабое. Сильный и ласковый Эрик был тем, кому Тайлин безгранично доверяла и чьей поддержки так не хотела лишаться. Да, порой он был еще более невыносим, чем она, но вся жизнь этого светловолосого рыцаря была посвящена ей – его госпоже.
«Я не плачу», - попыталась прошептать герцогиня и как-то скрыть покрасневшие глаза и залитые слезами щеки, но не скроешь – Эрик касался кончиками пальцев ее лица, вглядываясь полные слез глаза.
- Я уже не маленькая и не могу идти на поводу своих капризов. Я не ребенок – я должна нести ответственность за свои поступки. Но у меня нет сил. Я думала, что одна все смогу. Но ошибочна сама цель. Что-то не так, Рик. Почему  так невыносимо больно?
Тайлин не стала пытаться отвести взгляд – сейчас это было бессмысленно. Напротив, очень хотелось смотреть в синие глаза Эрика. Возможно, это в последний раз. Смотреть… смотреть и никак не насмотреться.

- Я не могу думать только о себе… - тихий шепот, сорвался с губ герцогини. Она боялась, что ее голос будет дрожать и не осмеливалась говорить громче. Не хотела и не могла демонстрировать свой крутой нрав, была робкой и послушной – столь редкое ее состояние, в котором доводилось ее видеть только ему – самому близкому другу.
- Как я могу сбежать? Наплевать на личный позор и обвинения в ветрености, но… как же отец… дом Барма и дом Найтрей? – хрупкая ручка нервно сжалась на отвороте фрака. Тайлин бесконечно чувствовала свою вину. С того самого момента, когда Эрик узнал о свадьбе, и она прочла упрек в его глазах, Тайлин не покидало чувство вины, угнетавшее и мешавшее расслабиться. Она боялась, что друг сочтет это предательством – будто бы она перечеркнула годы их дружбы ради другого человека. Легкий румянец, выступивший на щеках из-за слез, исчез, выдавая испуг леди.
- Элиот не плохой человек. В том, что происходит нет его вины, - она спешила оправдаться, объяснить причину по которой выступила в защиту дома Найтрей. – Наверное, во всем этом только я виновата. Он не заслуживает того оскорбление, которое нанесет ему мой побег. Я… я не знаю. Если бы Элиот сам отказался. Или может… о, Боже. Эрик! Я не знаю, - слезы хлынули с новой силой. - Я не могу ничего сделать. Это тупик. Рик, впервые в жизни это настоящий тупик. Человек должен нести ответственность за свои поступки. И я тоже должна, но… я не могу!

Спелое ароматное яблочко, напоминание о детстве, выскользнуло из дрожащей руки, и Тайлин порывисто обняла Эрика, уткнувшись носиков в его плечо и судорожно цепляясь за ткань фрака.
- Но я с тобой… - частое дыхание и всхлипывания прерывали речь, делая ее сумбурной и не совсем ясной. – Навсегда с тобой… Никогда тебя не забуду… Это будет длиться вечно, даже если… тебя не будет рядом… Никто не займет твое место… и не даст того, что дал мне ты. Рик… ты – самое дорогое… что у меня есть.

"Чудная" погодка для свадьбы" кисло про себя отметил Гилберт, вот уже которую минуту подпирая стену поместья и упираясь затылком в каменистую кладку и разглядывая небо. "Впрочем, какое мне дело, если Элиот сам этого хочет - не вижу смысла его переубеждать в том, что женитьба в таком раннем возрасте - не самая лучшая идея. Хотя наверняка любой возраст считался бы слишком молодым для того, чтобы жениться. Все же это подразумевает какую-то готовность и осознание того, что ты делаешь..." Смешно, а ведь на своей свадьбе он о подобном не задумывался - просто был тряпичной куклой, которую собирали на торжество, которое таковым тогда не казалось - до того, как он увидел свою невесту. Теплое чувство снова резануло по груди, когда он вспомнил о своей жене, которую пришлось оставить дома. Но ничего - леди Шарлотта Найтрей не умела скучать, и могла без особых усилий превратить любое скучное занятие в интересное, лишь слегка изменив правила игры.
За первой сигаретой незаметно последовала вторая, а потом мыслей, на которые обречен разум, когда человек неспешно делает что-то, ожидая чего-то, продолжался. Все же это было удивительно, что у герцога Барма, оказывается, есть племянница. Нет, конечно, нет ничего странного -у всех людей есть дальние родственники, но удивительно здесь было то, насколько быстро, в таком случае, устроилась везде его племянница - ведь каких-то пять лет назад о ней никто ничего не слышал - как, впрочем, и о любых других родственниках герцога. Руфус Барма был лошадкой темной и мало что о нем было известно - ну разве что кроме его огромной тяги к знаниям.  Затянувшись поглубже напоследок, Гил затушил бычок о стену, щелчком пальца отправив его куда-то в пышный куст, разросшийся около главного входа, и поспешил за Элиотом, продолжавшем то ли пребывать в амебном состоянии, то ли о чем-то размышлявшим. Неважно, если младший брат так сам решил, то старший не будет больше заводить разговор обо всей этой ситуации и просто смиренно подождет, пока они с леди Бармой обвенчаются...
...По пути к церкви, в которой должно было состояться венчание, братья не произнесли ни слова. Старший Найтрей так вообще чувствовал себя неуютно и сжато, находясь рядом с человеком, который молча смотрел на проплывавшие мимо пейзажи, даже не собираясь замечать, что напротив него кто-то сидит. У Гила сложилось четкое ощущение, что он находится в палате наедине в человеком, который лежит уже который год в коме и не собирается просыпаться. Причем трудно было сказать, кто пациент - он или его брат. Поэтому прибытие на место было для него даже в радость - наконец-то он сможет выбраться из тяжкого полумрака экипажа, к которому цеплялась темная аура, окружившая Элиота, в светлый день. И снова сигарета в руках. Да он, черт возьми, нервничает! "Ничего удивительного - это слишком, две свадьбы в полгода. Неужели нельзя было подождать, пока ребята чуть-чуть подрастут? А к черту это все, меня это не касается. Только отчасти..."
Но все же Гилберт дождался, пока младший брат выберется уже из кареты, собравшись со своими мыслями и переживаниям - а ведь было из-за чего переживать. Новая жизнь, новый дом, непонятно кто постоянно рядом и окружает заботой...
"Надо бы что-то сказать, подбодрить, утешить...не знаю, что сказать..." Герцог не был силен в подобных подбадриваниях - иногда даже было просто достаточно потрепать брата по голове, чтобы он радостно улыбнулся, а теперь, видя идеально причесанные - не иначе, как повторно - волосы, Ворон понимал, что если он попытается так сделать, то наследник окончательно взбесится, и вся территория церкви превратится в поле битвы.
Ничего дельного так и не пришло в голову, поэтому он следом за Элиотом поплелся в церковь, дабы занять свое место позади жениха. Теперь его роль была проста и неказиста - стоять и выдерживать на себе любопытные взгляды. Но это несложно, уже несложно.

«Я ненавижу жить, но люблю жизнь. Я не люблю правила, но люблю себя. Поэтому, чем ложиться в могилу, я лучше найду себе убежище. Не в алкоголе, не в кровати под одеялами, не в шприцах и не в дорожках белого порошка, а в безумии. В собственном доме, среди своих стен, под своей безмолвной крышей». © Рэй Брэдбери. Кладбище для безумцев

Эрик молча выслушал сбивчивую речь девушки, каждый раз порываясь возразить и каждый раз одергивая себя. К сожалению, у него - нищего представителя давным-давно потерявшего какое-либо благородство рода - не было никаких прав. Эрик не мог диктовать условия и требовать к себе какого-то особенного внимания. Хотя его характер постоянно служил порывом к действиям, Рэй не мог себе позволить даже каких-то мыслей, связывающих две жизни в одну историю, но если бы Тайлин только захотела, он бы наплевал на всё: на семью, на общество, на правила. Если бы она только захотела...
Было бы ложным сказать, что Эрик стремиться только к её - Тайлин - счастью, иначе бы мотивы девушки, её объяснения, её волнение послужили бы поводом успокоиться. В конце концов, из них двоих именно ему должно быть сдержанным, терпеливым, сильным, но на то, чтобы спокойно отпустить юную герцогиню, сил не хватало.
- Найтрей... - задумчиво произнёс юноша, ласково проведя пальцами по её бледной щеке. - Если бы я был равен Найтрею это ведь не было бы такой проблемой? - казалось, Эрик давно избавился от привычки говорить необдуманно, но она не вовремя вернулась, не оставляя никаких шансов как-то замять свою грубость. Осознанно юноша собирался извиниться, увести от неприятной темы, успокоить, но грызущая на протяжении последнего месяца злость диктовала свои правила. Ему было больно и он хотел, чтобы Тайлин поняла его боль, прочувствовала её до конца, испытала тоже, что испытывал сейчас он.
Эрик не был частью её семьи и не принадлежал к роду, которому испорченная свадьба могла подмочить репутацию. Его никогда не волновали другие люди, кроме самых близких - деда, герцога, Тайлин. Сейчас глядя в заплаканные глаза девушки, наполненные глубоким зеленым светом, он думал о том, как поступил бы на её месте.
- Неужели ты, правда, считаешь, что "помнить" достаточно? - с горькой усмешкой поинтересовался Рэй, не давая ей возможность ответить. - Ты будешь помнить мальчишку, несколько лет находившегося подле тебя - телохранителя, слугу, друга. Мне этого не нужно. Для меня "вместе" имело совершенно иное значение. Я не мечтал покорять с тобой неизведанные тайны и влипать в опасные ситуации. Я хотел быть с тобой, защищать тебя, помогать тебе. Из меня никудышный рыцарь и плохой друг. Мне не нужно "вместе", которое останется только в памяти, поэтому я постараюсь забыть об этом и тебе желаю того же, - его палец скользнул вдоль её губ, предотвращая возможные возражения. - Я люблю тебя, Тайлин, - проговорил Эрик, более не пытаясь сдерживать свои эмоции. - Всегда любил, хотя понял это только, когда мы приехали в Лебле.
Наверное, он не надеялся на хороший конец, но образующаяся здесь и сейчас драма должна была стать завершенной. В конце концов, это платье, фата, бледная невеста с заплаканными глазами и брошенный букет служили прекрасной сценой, а запах яблок возвращал Эрика в детство. Он никогда особо не любил яблоки, а после дней вынужденного возлежания на кровати и вовсе стал ненавидеть. Их и проклятые бульоны.
- У меня для тебя есть подарок, - ненадолго отстранившись, он выудил из кармана украшение - подвеску в виде трех изумрудных камней на простой и немного массивной серебряной цепи. - Это одна из последних частей моего наследия, - с очередной кривой улыбкой объявил юноша, одевая его на Тайлин. - Мне оставила его мать. Похоже, это был единственный предмет, не проданный моим отцом, - он не стеснялся своего прошлого, но никогда не говорил о нём, поскольку не считал важным. Даже дед, тщательно старающийся воспитать в нём мужчину не похожего на своего сына, редко говорил о Габриеле, а Эрик его почти не помнил. Тоже можно было сказать о матери, для которой он никогда не был желанным ребенком.
Этот брак, несомненно, не был построен на любви. По крайней мере, точно не на взаимной.
- Я собирался после окончания академии уйти из служения дому Барма в армию. Я хотел вернуть своему роду имя и земли и просить твоей руки, Тайлин. Даже тогда у меня было бы немного шансов, но я мечтал об этом. Рассчитывал на то, что твой отец не сможет тебе отказать, - произнёс Рэй, коснувшись зеленого камня, покоящегося в вырезе белого платья. - Я надеюсь, ты будешь более счастлива, чем его предыдущая хозяйка, Тайлин. По крайней мере, я желаю тебе счастья. Ты выросла очень разумной и достойна носить титул герцогини. Будь хорошей женой в доме Найтреев и люби своих детей, - в его словах чувствовалась ядовитая горечь и в тоже время он действительно так думал. В конце концов, Эрик действительно желал ей счастья.
- Ты очень красива, - в дверь постучали, напоминая об ожидающем женихе и свадьбе, но юноша сделал вид, что не обратил на это никакого внимания. Всё ещё сжимая её в объятья, он провел рукою по гладкой шее к подбородку, вынуждая девушку слегка отклонить голову назад. Он понял, что проиграл в тот момент, когда она начала оправдываться, объяснять ситуацию, обещать помнить. Уже тогда стало ясным, что Тайлин оставила его в прошлом, сделав ещё один шаг на пути к общему будущему с Найтреем, которого Эрик, находясь здесь и сейчас в этой комнате, кажущейся ему слишком маленькой и душной, люто ненавидел.
- Жаль, что я никогда не говорил тебе об этом раньше, - наклонившись, он жадно поцеловал её в губы, сметая все возможные препятствия и возражения. Эрик не спрашивал разрешения и не рассчитывал на какой-нибудь ответ с её стороны. В своем поцелуи он стремился выразить всю свою горечь, жажду обладания и разочарование. Своим поцелуем он хотел отобрать у человека, похитившего всю его жить, хоть что-то. Хоть что-то здесь и сейчас сделать только своим.
- Я любил тебя, - беззвучно произнёс Эрик, когда дыхание кончилось, а стук в дверь больше напоминал попытки её взломать. - Прощайте, госпожа Тайлин Найтрей, - произнёс юноша и, резко отстранившись, открыл дверь, распугивая суетливую прислугу. На какое-то время образовалась неестественная тишина, от которой стук собственного сердца казался невыносимым. То ли почувствовав его настроение, то ли заметив что-то в выражении его лица, никто не попытался остановить слугу герцогини пока он, ничего не объясняя, обогнул людей и почти не глядя двинулся на выход. Оставаться на этом мероприятии Эрик никому не обещал и слишком сомневался в собственном самообладании, чтобы и дальше рисковать репутацией её светлости.