- Винсент! Ты шить умеешь? Умеешь же, да? У нас тут ерунда такая, короче... Лотти только сейчас внезапно обнаружила, что белое платье ей ни в какую армию не понадобится, а я, ну ясна Бездна, в шитье не гений. Так что вся надежда на тебя - быстро, качественно, красно! – Лиззи, юная Баскервилльская пташка подлетела к Винсенту, заваливая его вопросами.
Винсент слегка опешил, чуть не выронив «веник» из рук.
-Э..шить? Нет, я не…
Не успел он и ответить, как Лиззи уже упорхала к роскошному платью Лотти. Они похожи были на двух пташек. Хотя, на пташек больше были похожи служанки, которые носились туда-сюда как колибри, раздражая.
- Лотти, а скажи Лиззи, ты выбрала цветы для букета??? А, и, да, Лотти, можно же кого-нибудь из служанок заста... гм. Попросить перешить твое платье.
Неплохая идея. Надеюсь, обо мне она на время забудет. Винс вздохнул, но тут же услышал маньячно-сладкий голос Шарлотты:
-Здравствуй, Винсент. Если хочешь быть убит нежно, то будь любезен – распотроши-ка свой чудный букет, который ты мне притащил, хочу украсить волосы… красными цветами… И побыстрее!
Мысленно возмутившись, но вслух решив не нервировать Лотти еще больше, Винсент принялся потрошить букет ножницами, который еще пару минут так оберегал. Благо, кажется они уже не укладывались во время, и убивать блондина было бы очередной тратой времени. Пока убьют, пока труп оттащат...
- Букет… Букет… …букет мне должны были уже принести готовый. И где же мой букет?
Винсент впервые пожалел служанок, которые побледнев, сорвались с места, лишь бы удовлетворить будущую леди Найтрей.
- Черт возьми. Лиззи, надо снять платье с манекена. Застежка сзади – будь аккуратна.
По взгляду Лотти, понятно, что Винс никуда не улизнет теперь, и обязан ей помочь. Помочь ей в собирании на свадьбу моего брата, где она выступает в роли невесты??? И я ей помогу? Да. Определенно. Домучав бедный букет, он аккуратно положил результаты своей работы на столик, откладывая ненужное в сторону.
-Лиззи, может, тебе помочь? – она конечно могла справиться и сама, но все же побыстрее было снять платье вдвоем и одеть его на Лотти. Нельзя же заставить гостей и Гила ждать? Возможно, любой бы смутился сейчас, помогать девушке надеть платье, или еще что-то, но нельзя было забыть – что благодаря «прекрасному» воспитанию Найтрей повидал многое, и Лотти в том числе – поэтому, ничего не стеснялся, лишь бы его не убили чем-нибудь. А эта дивная леди могла, не испытав ни капли совести.

Лотти нетерпеливо поглядывала через плечо, ожидая, когда же слишком медленные помощники наконец отыщут застежку на платье и донесут его до невесты. С этим шедевром дизайнерской мысли нужно было обращаться чрезвычайно бережно: одно неловкое движение – и все красиво уложенные воланы и кружева надо будет укладывать, разглаживать и поправлять заново.
Пока Винс и Лиззи выясняли, кто кому и с чем именно будет помогать, Шарлотта, стянув-таки халатик, задумчиво разглядывала себя в зеркало. Она уже давно привыкла воспринимать как должное свою чудную фигурку и предоставляла другим любоваться ей, потому что сама налюбовалась достаточно. Сейчас Лотти гораздо больше волновала прическа: розовые волосы были украшены белыми нитями жемчуга и белыми же шпильками. Их явно нужно было чем-то «разбавить», а это что-то лежало на столике неподалеку – распотрошенный винсентовский букет. Все-таки Винс мог быть полезным, если хотел, - другой вопрос, хотел ли он… Шарлотта инстинктивно ожидала от него какой-нибудь подлянки – это было бы очень в характере Найтрея, без ума влюбленного в своего старшего брата.
Лотти, как ни в чем не бывало, совершенно не стесняясь своей наготы, добралась до столика с остатками букета. Выбор девушки пал, разумеется, на алую розу, хотя выбирать особенно не приходилось – почему-то ловелас-Винсент не отличился в этот раз оригинальностью при выборе букета. Быстро схваченная коробочка со шпильками для волос – и Шарлотта снова за ширмой, как раз вовремя – вернулись служанки с букетом.
- Явились! – в одном из бесчисленных зеркал Лотти с наслаждением заметила выражение крайнего ужаса на лицах молодых девушек, которые принесли ее чудесный… но белый букет. - На туалетном столике лежат розы – выберите какую получше и разбавьте ей эту невыносимую белизну.
Поджав губы, искренне надеясь, что у служанок дома Найтрей есть хоть капля мозгов, и они справятся с поставленной задачей, Шарлотта занялась «усаживание» розочки в волосы. Ловкие пальчики управились этой работой довольно быстро, и через пару минут алый цветок, кокетливо усаженный сбоку, украшал прическу так, словно так и задумывалось с самого начала.
- Фата в большой плоской коробке, - Лотти запоздало ответила на вопрос Лиззи – полностью готовая прическа заставила вспомнить о незаменимом атрибуте невест – и неопределенно махнула в сторону дивана, где переворошенные тонны ткани благополучно скрыли собой искомую коробку. Следующим шагом было платье, которое, как надеялась Шарлотта, все-таки будет неплохо на ней смотреться даже чисто белым. Очень, просто безумно хотелось добавить в него красного, но времени не оставалось совсем.

     Морган в очередной раз зябко повёл плечами. У него возникло стойкое ощущение, что завтра-послезавтра он может проснуться с температурой, текущим в два ручья носом и без голоса. Но это будет завтра-послезавтра. А сегодня надо сделать не напрасными предстоящие мучения, выполнив до конца свою задачу, а именно доженив сокурсника. Кстати, о Гилберте… Он пока вёл себя не более неадекватно, чем прежде, что не могло не радовать, но начинал нервничать. Конечно, он волновался и раньше, но сейчас это было особенно заметно. «Вот… жених. Угораздило же»,- к чему именно относилась последняя мысль, Морган и сам толком не знал. На самом деле, Гилберта много во что угораздило влипнуть за его жизнь, хотя жениться предстояло впервые. Оз куда-то делся, но жених послушно выполнял его приказ-совет, а именно проветривался. Впрочем, уже пора было возвращаться, о чём помнили они оба, хотя Гилберт и счёл нужным это озвучить.
     - Да, причём лучше поторопиться,- взглянув на часы, согласился Морган.- Придём - узнаем… Во всяком случае, не думаю, что он хотел бы, чтобы ты бегал и искал его вместо того, чтобы жениться.
     Они повернули к поместью, в котором, наверное, было всё так же шумно, хотя, может, прежней суеты уже не было. «Как бы ни было, там тепло»,- эту приятную мысль прервал Гилберт, снова обратившись к другу, но гораздо менее членораздельно, чем раньше.
     - Что делать с чем?- уточнил Морган, с сомнением взглянув на него. Такая перемена от разумного к не очень разумному его насторожила.- Ты ведь не о том, что делать вообще, это и так ясно, ты сам сказал, что нужно возвращаться.
     Неужели передумал в последний момент? Кто его знает, тем более, будто бы выглядит смущённым.

- Ну ко~нечно помочь, о чем речь идет, Винс-тян?~
О свет очей - Лиззи Баскервиллей сподвигла Винсента на внезапный подъем, после чего он почувствовал себя более бодрым и готовым на великие дела. Хотя, было ли снятие платье - великим делом, вот вопрос?
Так или иначе, злить Лотти никто не хотел - и платье было аккуратно расстегнуто и снято. Краем глаза глянув на Лотти в неглиже, Винсент в который раз подметил, что она все же чертовски красива и... Ему хотелось добавить - Гилберту с ней несказанно повезло, но решил прикусить язычок и не впадать в уныние от события.
- Явились!  На туалетном столике лежат розы – выберите какую получше и разбавьте ей эту невыносимую белизну. - сказала Лотти служанкам, наконец-то пришедшим с букетом.
Сколько уже прошло времени,пока служанки закончили возиться с розами, пока это платье в конце концов было надето на Лотти, и она уже была практически готова к выходу в свет. Найтрей покачал головой, разглядывая Лотти и легко улыбаясь.
-Лотти, какая же ты красавица, - сказал Винс, улыбаясь еще шире.
Это был не сарказм, а чистейшая правда. Ей шло всё, все... в общем, возможно, если бы не Гилберт - Винсент и сам взял ее в жены. Но, гадать было не в его стиле, кто знает, как бы все повернулось. Да и может быть Гилберт не был таким счастливым. А счастливый ли он?
Глянув на часы, Винсент побледнел. Сколько - сколько уже?? Вздохнув, он взял Лотти за ручку и поцеловав её, извинился за то, что ему придется ее покинуть. Одарив обоих комплиментами, он быстрым шагом направился к двери.
Опаздывать было не в его стиле, но сегодня был какой-то неудачный день для Винсента Найтрея, словно его решили проклясть за все его грехи. После церемонии нужно будет залечь на дно.
Иначе меня убьют все по очереди, начиная с младшего брата и далее по старшинству...На этот раз Винсент поступил умнее. О местонахождении брата он спросил, и услышав новую цель, ринулся туда, к алтарю.
Винсент по идее был свидетелем со стороны Гилберта, и его опоздание будет караться самим Гилбертом, чего первому очень не хотелось. Наконец, впереди был видно черноволосое чудо, или Гилберт Найтрей, и на лице Винсента появилась счастливая улыбка.
-Нииии-сааааааааааааанн! - кажется, радостный возглас забывшего о манерах приличия среднего Найтрея мог бы пробудить мертвых.

Когда после умопомрачительно насыщенного утра, которому предшествовал не менее богатый на события и нервные срывы месяц, вдруг оказывается, что делать больше нечего, кричать не на кого, вазы прибраны, зеркала спрятаны, а наученные горьким опытом слуги на всякий случай заранее заглядывают за угол и бегут, сверкая пятками, куда-нибудь подальше от приближающегося Найтрея, невольно чувствуешь себя потерявшимся в собственном доме.
Элиот, избавленный от общества Винсента, который поспешил ретироваться при первой же возможности, отвлекшей его служанкой (одной из тех, которые отличались наивностью и незнанием нрава господ ввиду своей недолгой службы у них – намечающиеся торжества вынудили нанять некоторое количество новых слуг), потерянно брел по коридору. Очевидно, на эту служанку он выплеснул остатки своего бешенства, а несчастная девушка теперь гадала, почему же новость о том, что почти все гости уже прибыли, так разозлила господина. Так или иначе, в ближайшее время жертв воплей Элиота Найтрея не намечалось – все  были заняты своими делами, а Элли, сосредоточенно думая, когда же последний раз у него была минутка для самого себя и собственных маленьких радостей, добрел-таки до своего самого любимого помещения в доме – до библиотеки. Будь в ней еще и фортепиано, то Элиот ночевал бы там, но здравомыслящий Лео в свое время отговорил хозяина от идиотской затеи перенести музыкальный инструмент в этот храм тишины и покоя. Жаль, конечно, ведь наследник уже даже выбрал фортепиано, которое чудно вписалось бы в интерьер библиотеки…
Библиотека встретила своего хозяина и частого посетителя долгожданной тишиной. Гвалт, гомон, грохот и собственные вопли преследовали Найтрея каждый день, с утра до вечера весь последний месяц, поэтому так приятно было побыть в тишине, где ни за кем не надо следить, ни на кого не надо кричать, где можно блаженно развалиться в любимом кресле с любимой книгой, и никто ничего не скажет о том, что костюм помнется, что читать в полумраке вредно, что сидеть в кресле как какой-то невоспитанный мальчишка не пристало наследнику герцогского рода… И так далее. Ей-богу, отсутствие Лео иногда приносило ни с чем несравнимое удовольствие.
Нужная книжка была найдена быстро. Там искать-то нечего было – Элиот неплохо знал, где что и о чем – сам организовывал и систематизировал, в конце концов! Ну, не буквально, конечно, но руководил процессом он. А любимое кресло каждый раз перемещалось от одного ряда стеллажей к другому, в зависимости от того, что и из какой серии юноша читает. Где кресло, там и нужные книги. И наоборот.
У наследника было не так много времени. Было бы неплохо явиться в зал минут за десять до начала – вдруг бестолковый брат где задержится и придется его искать? Или не менее бестолковый другой брат отвлечет невесту? Ответственно подошедший к организации этой свадьбы Элиот не мог допустить задержки торжества, поэтому кресло было повернуто так, чтобы было видно часы на стене.
Книжка в руках, закладка на нужной странице, кресло все такое же мягкое, немного неудобно сидеть в этом дурацком костюме, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой… Но, в целом, сносно и терпимо. Взгляд неспешно скользит по строчкам очередного приключенческого романа, которые так хорошо отвлекают от дел насущных, пальцы ловко перелистывают страницу… «Что за?..»
За чтением никогда не замечаешь, как быстро бежит время. Но, черт возьми, сложно не заметить, что путешествие на необитаемый остров вместе с героем книги было прервано уже на третьей странице чьим-то голосом, раздавшимся из-за стеллажей. Позабытое бешенство начало закипать с новой силой.
Найтрей поднялся молча. И так же молча прошествовал до стеллажей, откуда, как он прикинул, и раздался чей-то явно девчачий голосок. Его обладательнице можно было только посочувствовать – непонятно, что было хуже для нее: то, что она забрела в чужую библиотеку, когда все гости наверху, или то, что помешала Элиоту Найтрею спокойно читать.
Девушка стояла к нему спиной и, судя по всему, листала какую-то книжку – внимательный взгляд юноши тут же обнаружил отсутствие какого-то томика на полке. Найтрей с силой сжал свою книгу, которую предусмотрительно захватил, чтобы было, чем кидаться в случае чего, и хмыкнул.
- Могу я спросить, что вы забыли в моей библиотеке?.. – голос юноши не предвещал ничего хорошего. Он чертовски не любил, когда по его библиотеке ходят посторонние.

Чтобы по собственной воле решиться прогуляться по поместью Найтреев, не поставив хозяев в известность, надо было быть, во-первых, невоспитанным, а во-вторых,  либо чересчур наглым, либо совершенно незнакомым с нравом некоторых членов этой семьи. Все эти пункты вкупе отсеивали значительную часть гостей – как-никак, предполагалось, что высшее общество, собравшееся на сегодняшнем торжестве, имеет и зачатки воспитания, и такта, и с представителями герцогского дома Найтрей знакомо как минимум заочно. Поэтому появление посторонней в библиотеке выглядело несколько странно… До того момента, как леди обернулась.
Элиот даже не слишком удивился. Таких наглых, своенравных девиц, которые при своем высоком положении в обществе иногда просто поражают отсутствием воспитания, можно было пересчитать по пальцам. А приехавшая когда-то из соседней страны леди Барма, его заносчивая сокурсница, входила в личный список «жутко раздражающих особ» Элиота Найтрея, и ее шансы быть вычеркнутой из этого списка в данный момент стремительно приблизились к нулю. Впрочем, они и так были невелики.
«Могла бы выдумать что-нибудь поизящней», - мелькнула мысль в голове, когда Тайлин начала не слишком умело оправдываться. Как бы леди Барма его не раздражала, отрицать удивительных для девушки умственных способностей, широкого кругозора и безграничной любознательности Найтрей не мог – не в его характере было отрицать очевидное. Зато в его характере было никак не демонстрировать свое одобрение и с показным презрением вести беседу с раздражавшими, но располагающими к себе людьми.
-Не сомневаюсь, что это вышло случайно – парадные двери как раз в противоположной стороне дома, - недовольно поджав губы, Найтрей сделал шаг вперед и, зажав собственную книжку под мышкой, подобрал оброненные леди перчатки и книгу. Взгляд невольно скользнул по названию на обложке – выработанная с годами привычка не пропустить ни одного произведения, ни одного автора. Впрочем, книга была тут же поставлена на свое законное и соответствующее каталогу место – стихи Элиот не очень любил, а комментарии относительно скрытой сентиментальности, казалось бы, такой прагматичной Тайлин, можно было оставить на другой раз. Перчатки же Найтрей протянул хозяйке.
- На вашем месте, я бы вернулся в зал, - Элиот сохранял завидное спокойствие, памятуя о своих утренних воплях в присутствии постороннего человека – графа Блэкстоуна. И хотя еще минуту назад очень хотелось разнести не родную библиотеку, но ближайший коридор, юноша сумел взять себя в руки. Что уж ему помогло – то, что Тайлин не была его близкой родственницей, которой он запросто устроил бы громкую истерику с крушением всего хрупкого вокруг, или то, что Тайлин просто-напросто была девушкой, а внутренние тормоза, называемые тактом, не позволяли Элли кричать на нее, - было не так важно. Лишь бы только эта девица сама не спровоцировала вспыльчивого Найтрея, а в ее способности сделать это Элиот не сомневался. В свое время, еще в Академии, им довелось пару раз пересечься.
Тем временем, часы тикали, минуты шли, и Элиот с сожалением размышлял о неудавшемся отдыхе – ведь  теперь наверняка не обойдется без того, чтобы проводить юную леди до зала, хотя бы ради собственного спокойствия. Книга, которую он читал до этого, была заботливо положена на полку с множеством томиков стихов – оставалось только не забыть, что Найтрей оставил ее именно здесь.

Если Тайлин и готова была вести себя спокойно, воспитанно и кротко, то этому должны были способствовать определенные условия. В нынешней ситуации условия не способствовали совершенно. Да, молодой герцог застал ее рыщущей по его библиотеке и вправе был гневаться, но… он же мужчина, дворянин! Леди Барма была твердо уверенна, что у Элиота нет иногда выхода, как простить ее самовольство и учтиво замять тему, перейдя к какой-нибудь непринужденной беседе. Возможно, герцогиня ему даже улыбнулась бы – да, такое тоже иногда случается, но Найтрей не удержался от саркастического комментария, коим сразу же убил доброжелательный настрой.
«И угораздило же меня попасться на глаза именно ему», - несмотря на вспыхнувшее возмущение, Тайлин пока держала себя в руках и не позволяла себе резких слов в адрес наследника. Он был недоволен – это чувствовалось в его взгляде, в упрямо поджатых губах, в поведении – он словно излучал ауру раздражения, от которой по спине герцогини пробегал легкий холодок. Тайлин нисколько не боялась Элиота, но предпочитала в любом столкновении поначалу вести себя настороженно и внимательно, чтобы оценить поведение собеседника и ситуацию в целом. К сожалению, в случае с большинством сокурсников, а особенно с Элиотом Найтреем, здраво мыслить и сохранять спокойствие удавалось недолго – леди Барма быстро начинала злиться и мгновенно теряла самообладание, а в такой ситуации голос разума неминуемо тонет в пучине гнева.
Когда Элиот шагнул вперед, Тайлин поспешно отступила, лишь в последнюю секунду поняв, для чего именно он приблизился. Оставалось радоваться тому, что она не шарахнулась от него в сторону – это могло бы оскорбить его и еще больше усугубить положение.
- Спасибо, - поблагодарила леди Барма, вытягивая перчатки из рук Найтрея.
Тайлин знала Элиота не очень хорошо, но каждый раз поражалась, как он умудрялся расположить ее к себе и в следующий момент все испортить. Равно как и сейчас, он молча поднял книгу, убрал ее на место без каких-либо комментариев и услужливо вернул оброненный предмет туалета – перчатки, но подкупающая учтивость была лишь коротким мигом.
- На вашем месте, я бы вернулся в зал.
- Звучит, как угроза, - сердито сдвинув брови, проговорила Тайлин, чересчур резко, прямо агрессивно, натягивая перчатки. Из двух фраз, которые ей сказал Элиот, не было ни одной, которую герцогиня восприняла бы нейтрально – обе фразы показались ей агрессивным выпадом, испортившим настроение и заставившим перейти в защитное и столь же агрессивное состояние. – Но раз уж вы столь любезны…- когда с перчатками было покончено, Тайлин обратила все свое внимание на юного наследника, - позвольте и мне дать вам совет, - в зеленых глазах загорелся озорной огонек, а на губах появилась ухмылка. – Поторопитесь к гостям и жениху, а то рискуете пропустить свадебную церемонию. Не стоит опаздывать на столь важное событие в жизни собственного брата.
Сказав маленькую гадость, Тайлин развернулась и пошла вдоль стеллажей. Она собиралась воспользоваться советом Элиота и вернуться в зал, но пройти напрямик не могла – дорогу ненамеренно преграждал сердитый хозяин дома – нужно было просто обойти этот книжный ряд с другой стороны.
«Так, девяносто процентов, что начнет кричать, и десять, что будет просто сопеть и топать ножками», – Тайлин была довольна: топающий ножками Элиот Найтрей был бы чудесным зрелищем, это во-первых, а во-вторых, несмотря на свое не самое хорошее поведение, леди Барма была уверена в своей безнаказанности.

Должно быть, в отношении леди Барма даже думать не следовало о том, что она не воспользуется случаем и не скажет какую-нибудь гадость, прекрасно зная характер наследника Найтреев и нарочно провоцируя его. Как такое может вообще придти в голову? Уж кто-кто, а Тайлин случая не упустит – пусть даже у нее нет никакого права так разговаривать с хозяином библиотеки, в которую она вторглась без приглашения.
Впрочем, Элиот сам взрывался быстро, особенно если был для этого повод, и никакие тормоза уже не срабатывали: мысль, что он, по совести, мог бы сам придержать язык и не язвить, в голову молодого Найтрея упорно не желала приходить. Какие могут быть здравые мысли, когда ему смеют отвечать таким тоном, да еще и какие-то самоуверенные девчонки?!
- Вы вообще понимаете, с кем говорите?! – рявкнул юноша пустому пространству перед собой и, собственно, Тайлин, которая в те несколько секунд, пока Найтрей закипал, успела скрыться за стеллажом. Кажется, и ей, и Элиоту предстояло опоздать на событие, по причине которого они здесь вообще встретились, а уж о том, чтобы дойти до зала, где вот-вот начнется свадебная церемония, в тишине, и речи быть не могло.
- Вам, между прочим, вообще не следовало здесь находиться!!! – осознав-таки, что вопит на пустоту, Найтрей рванулся вперед, вслед за Тайлин, обходя книжные ряды. Увы, но трезво размышлять в порывах бешенства и приходить к элементарным выводам, что обернуться назад и выскочить с другого конца ряда было бы быстрее,  Элиот еще не научился, поэтому чуть не свалил вазу с цветами, стоявшую на комоде на углу ряда, - так торопился догнать девушку и высказать ей свое недовольство в лицо. Ножны с фамильным мечом ударились об угол стеллажа – как всегда обо всем забывший в гневе Элиот ни разу не вспомнил о том, что бывает полезно их придерживать, особенно когда несешься куда-нибудь – например, спасать принцессу из лап огнедышащего дракона!.. Однако вспыльчивая Тайлин мало походила на прекрасную принцессу – скорее именно она и была огнедышащим драконом, а библиотека – красавицей, королевской дочкой – поэтому нет ничего удивительного в том, что благородный рыцарь Найтрей забыл, что ножны надо придерживать.
В конце концов, Элиот оказался впереди леди Тайлин и поспешно затормозил, стремительно поворачиваясь к ней. Сперва очень хотелось дернуть девушку за руку, чтобы она остановилась, но, видимо, элементарнейшие тормоза, которым наследника снабдили в далеком детстве, в этот раз сработали – он просто остановился у нее на пути.
- Вы!.. – не хватало только грозно указующего перста, но это тоже было бы совсем не вежливо, так что Найтрей только крепко сжимал рукоять меча, - …пойдете со мной!!!
Наивные надежды на то, что Тайлин оставит громкий тон Найтрея без внимания, можно было отбрасывать сразу. Судя по всему, им предстояла как минимум пятиминутная перепалка, и Элиот тешил себя надеждой, что его отсутствие на церемонии не заметят… Или заметят не сразу. Или, что было наиболее вероятно, может быть, невеста Гилберта увлечется нанесением макияжа и опоздает сама?.. В таком случае, потратить пять минут на то, чтобы как следует поорать, запросто можно было. А по дороге в залу останется только остыть и сделать вид, что ничего не случилось. Если, конечно, две вспыльчивые натуры не разнесут к чертям всю библиотеку...

Происходящее стало смахивать на какой-то бездарный спектакль, сценарий которого не отличался оригинальностью, и чуть ли не каждое действие его героев предугадывалось в точности. Встретились на мосту два барана, и ни один другому не уступит ни за что – хоть ты тресни! И бодаться будут до тех пор, пока мост не расширится вдруг по мановению волшебной палочки (что невероятно абсолютно) или пока не найдутся смельчаки, готовые растащить баранов за копыта (что чуть более вероятно, но все равно стремится к невозможности – бараны лягаться умеют). А самим баранам, разумеется, мозгов не хватит для того, чтобы договориться по-человечески – они же бараны, в конце концов, а не люди!
- Я с Вами не пойду! – как ожидалось, в который раз, Тайлин уступать не собиралась – более того, герцогиня не могла не воспользоваться случаем показать, какова же ее светлость в гневе. Скучно, ничего нового – Элиот уже наблюдал это пару раз за время их совместного обучения, а если бы он умел смотреть на себя со стороны и здраво оценивать свои поступки, то наблюдал бы подобное чуть ли не каждый день. Но юный Найтрей таким талантом не обладал, поэтому собственный гнев в ответ на выходки герцогини Барма считал праведным. Баран же.
- А Вас никто не спрашивает! – рука, сжимавшая рукоять меча, стала подрагивать – будь перед ним какой-нибудь бестолковый мальчишка вроде Безариуса, меч Найтрея уже был бы направлен в его сторону. Так, для создания пущего эффекта. Но перед девушкой Элиот не мог себе этого позволить. Даже его ограничивали кое-какие рамки…
Тем временем откуда-то из дальнего конца библиотеки раздался мерный гул – огромные напольные часы, фактически фамильная ценность, пробили полдень. Звук, означавший стремительно пролетевшие минуты до начала церемонии, подействовал отрезвляюще –Элиот вспомнил вдруг, что его вообще сюда привело и где ему уже надо быть.
- Вы – гостья в моем доме… Будьте любезны – составьте мне компанию, - скрипя зубами от вынужденной необходимости быть терпеливым и предельно вежливым (по-своему вежливым, разумеется), Найтрей сделал шаг в сторону, освобождая герцогине дорогу. Магия времени (или магия предстоящей взбучки со стороны родителей за опоздание) прибавила барану мозгов и очеловечила его так, что стало заметно невооруженным взглядом: Элиот даже склонил голову в небрежном и явно вымученном поклоне, жестом приглашая леди Тайлин проследовать к выходу. Ладонь в белой перчатке заметно дрожала – так и хотелось сжать пальцы в кулак и представить, что перед ним не леди, а безумно бесящий его мальчишка, своим поведением явно напрашивающийся на удар промеж глаз. Очень не хватало Лео рядом – он бы точно усмирил пылкий нрав наследника и объяснил ему в подробностях, чем отличается Тайлин от того же Безариуса, например. Но поскольку слуги рядом не было и его неожиданного появления из-за стеллажа можно было не ожидать, Элиоту оставалось только следовать указаниям появившихся вдруг крупиц здравого смысла, наплевав на бешенство и явное упрямство второго барана, оказавшегося, по не слишком счастливому стечению обстоятельств, юной герцогиней, на которую нельзя было поднять руку не только по правилам этикета, но и в соответствии с нормами морали в целом. Тайлин чрезвычайно повезло, но Найтрей твердо пообещал себе еще вернуться к этому… разговору. Потом, когда все официальные церемонии подойдут к концу.

Собираясь на свадьбу Гилберта и Шарлотты, Тайлин никогда бы не подумала, что вместо танцев и приятных бесед ее ждет перепалка с хозяином дома, в котором эта свадьба и должна была состояться. Отсутствие поблизости Эрика должно было гарантировать сохранность нервной системы вспыльчивой герцогини в норме и порядке, так как обычно самым главным раздражителем был именно вездесущий слуга, мешавший делать то, что хочется и сильно бесивший своим непокорством. Подчиняться кому бы то ни было, леди Барма очень не любила, а когда приходилось делать это, у нее едва ли не скулы сводило от злости. И кто бы мог подумать, что младшей Найтрей сумеет взбесить Тайлин не хуже ее слуги? Пока у Элиота это получалось весьма неплохо, а если учесть, что в отличие от Эрика, на него она просто так накричать не могла и хоть немного, но сдерживала себя, то получалось прямо-таки отлично.
- А Вас никто не спрашивает! – выпалил молодой человек, в момент доведя герцогиню до сущего бешенства.
Если бы уровень злости достиг точки кипения не так быстро, Тайлин, быть может, успела придумать, как наказать наглого мальчишку – ударить, съязвить или, например, выдрать пару страниц из его любимой книжки (к слову, Тайлин была уверена, что все книжки в этой библиотеке для Элиота любимые), но короткая фраза молодого Найтрея разозлила ее так быстро, что несколько секунд она только и могла оторопело стоять, прожигать обидчика взглядом и тяжело дышать. Герцогиня несколько раз пыталась открыть рот и сказать что-то до невозможного обидное, но от возмущения ей было так тяжело дышать, что она едва ли смогла бы вымолвить хоть слово.
«Как он посмел так со мной разговаривать?» - сжав кулачки, Тайлин открыла рот, чтобы наконец-то высказать Элиоту все свое возмущение, но… ее грубо прервали. Бой часов, сообщавший о том, что наступил полдень и, собственно, церемония бракосочетания уже началась, ворвался в перепалку столько внезапно, что герцогиня разом забыла все яростные фразы, которые заготовила специально для этого глупого мальчишки, дерзнувшего ответить ей в подобном тоне.
Первое, что привлекло внимание Тайлин – это знакомый звук. На ставшей теперь уже такой далекой Родине, в особняке Барма, были часы с очень похожим звуком. Тем непривычнее было слышать их бой здесь, в библиотеке Найтреев. Разом нахлынувшие воспоминания о доме, немного охладили пыл. Тайлин перевела взгляд с ряда стеллажей, за которыми был слышен бой часов, и на которые Барма сейчас удивленно таращилась, обратно на Элиота.
«Кажется, церемония уже начинается»
Скорее всего, эта мысль пришла в голову не только герцогине – вспыльчивый наследник так же остыл, сменив тон и манеру общения с нахальной особой, проникшей в его библиотеку. Тайлин была еще зла, но, ценившая само понятие «семья», она не хотела стать причиной опоздания Элиота на торжество, столь важное для его родных, поэтому его отчаянную попытку вести себя тактично, хоть и с легким скрипом зубов, восприняла с ободрением и решила пойти навстречу.
- С радостью, - Тайлин ответила Найтрею таким же вежливым поклоном, хотя особой радости тут не видела, и поспешила к выходу из библиотеки, на ходу бросая фразу – Нужно поторопиться.
Легко сказать «нужно поторопиться». В своей привычной, повседневной одежде, леди Барма могла передвигаться чрезвычайно быстро – бегать и даже лазить по деревьям, хотя леди такое делать не полагалось, но в длинном бальном платье даже быстро идти было чрезвычайно сложно. Создавали неудобства и туфли, которые скользили при резких поворотах. Стараясь изо всех сил не отставать от Элиота, Тайлин перешла на легкий бег, не поспевая за быстрым шагом парня, которому ничто не мешало бойко шагать вперед.
«Вот же поистине кукольная одежда», - собственная неловкость раздражала, а борьба с одеждой отнимала много сил – девушка даже запыхалась и раскраснелась.
- Подождите…
Признаваться в своей нерасторопности очень не хотелось, но выхода не было, и уже на лестнице Тайлин пришлось обратиться к Элиоту, протягивая ему руку с просьбой о помощи. Взявшись за его ладонь, было легче идти, но было очень неприятно чувствовать себя балластом, который герцогский наследник волок за собой к парадному залу. Всю дорогу высокородный «балласт» лишь пыхтел, краснел и недовольно хмурился, а оказавшись на пороге зала, Тайлин была смущена еще больше – очень не хотелось привлекать к себе внимание, тем более, находясь в обществе Элиота, но подумать об этом следовало ранее – до того, как они поспешно влетели в зал, запыхавшиеся и встревоженные. Чтобы как-то унять волнение, Тайлин принялась поправлять свободной рукой складки платья, чуть измявшегося в этой сумасшедшей гонке.

Шарлотта, пару минут назад излучавшая уверенность в своем выборе, непоколебимость и спокойствие, вдруг осознала, что с этого дня ее жизнь изменится до неузнаваемости. Пока занудный старец рассказывал собравшимся скучнейшую легенду о сотворении мира и его последующей истории, Лотти занималась тем, чем совсем не положено заниматься невесте в данный момент: она упорно раздумывала о минусах и плюсах брака – причем не брака вообще, а именно ее замужества. Она, леди Баскервилль, бросавшая вызов всему высшему обществу своим поведением и одеждой; она, еще полгода назад бывшая всем здесь собравшимся врагом, палачом в алом плаще; она - часть страшной сказки о Богах Смерти, Посланниках Бездны… Она, столетие назад вырезавшая целый замок ни в чем неповинных людей… Весь этот послужной список наводил ужас, и если пораскинуть мозгами, то казалось чем-то нереальным ее нахождение здесь и сейчас, у алтаря, рядом с сыном одного из четырех Великих герцогов, в окружении людей, которые всю жизнь будут косо смотреть на нее, обходить стороной и беречь своих детей – кто же знает, на что способна невоспитанная девица, тронувшаяся умом в Бездне и имеющая обильно политое кровью прошлое? С трудом верилось в неожиданно изменившиеся взгляды, привычки и склонности – в конце концов, шелк платья, облепивший стройные ножки, плоский живот и впечатляющих размеров грудь, был маленьким тому подтверждением.
Но Шарлотта боялась не столько шепота за спиной, всеобщего осуждения – гораздо больше пугала перспектива зажить мирной и спокойной жизнью, в которой самым захватывающим приключением будет выбор ткани на новое платье, для чего придется пересмотреть множество вариантов хотя бы в силу своей привередливости. В итоге, не понравится ни один, портнихи останутся ни с чем, а Лотти решит купить ткацкую фабрику, где будут делать ткани не таких тусклых цветов, без идиотских цветочных узоров, и ни одна портниха не скажет своей хозяйке, что замужней женщине не положено носить такие яркие цвета. А о коротких юбках, разумеется, даже речи не могло быть.
Это угнетало. Перспектива стать примерной женой, благородной барышней, запертой в четырех стенах, представлялась совсем не радужной и казалась неожиданным открытием, будто последний месяц Шарлотта об этом совсем не думала. Думала, и много, но повседневные заботы и приятный ажиотаж вокруг ее свадебного наряда отвлекали, не давали задуматься как следует. Может, хорошо, что не давали – иначе все труды пошли бы насмарку. Шарлотта могла бы бросить эту затею месяц назад, две недели назад, если бы понимание происходящего озарило ее тогда, но сейчас было уже поздно отступать. Может быть, она могла бы сбежать еще пять минут назад, но громко произнесенное уверенное «да» ее жениха словно отрезало все пути к отступлению, а его рука, вдруг сжавшая ладонь в белой перчатке, не оставила выбора.
Шарлотта смотрела вперед, выше лысенькой головы священника, на голубое небо, виднеющееся за стеклами высоких окон, и приводила мысли в порядок. Задумавшись, она услышала только окончание решающего вопроса, адресованного ей, и ответила не сразу, а спустя несколько секунд:
- Да… - не такое громкое, как хотелось бы, не такое уверенное, как нужно было, и взгляд устремлен совсем не на священника или жениха, а все еще за окно, и пока по залу разносились последние слова обряда, богатое воображение ее развращенной натуры красиво вырисовывало то, чего больше никогда не будет: приказы, опасности, враги, временные союзники, маленькая семья, которая и не была семьей, развалины города, бывшего домом, снова опасности, Бездна, приказы, трупы… Когда священник договорил, а Лотти медленно обернулась к Гилберту, она больше не улыбалась, вспоминая, что совсем недавно этот человек перед ней запросто мог направить оружие в ее сторону, и, черт возьми, это было бы более приятно и волнительно чем то, что происходит сейчас.

Пока Шарлотта, со всей важностью в мыслях, поправляла фату и удивляла своим шикарным платьем, безупречно сидящим на невесте, служанок, Лиззи уже успела дойти до зала. Тут должна я просто не могу не заметить, что в огромном зале царило сильное оживление - все о чем-либо перешептывались, переговаривались, так что на тишину до поры до времени можно не надеяться.
Впрочем, оживление всегда нравилось Элизабет - тишина давит на изящные плечики и пустую голову. Ай, черт с ним - тишина не нравилась практически никому из Баскервиллей, ну, разве что только Кристиану - этот брюнет постоянно шифруется в ветхой комнате, предпочтительно - на втором этаже, и распивает там вино. Правда, до пьянки не доходит - вряд ли Баскервилли могут опьянеть, но Лиззи этого проверять не собиралась.
Если бы Шарлотта не вошла, Элизабет так бы и продолжила с ужасающим интересом рассматривать присутствующих - все дамы были в пышных платьях, а Лиззи таковых не одобряла всем своим существом - они неудобны, тяжелы и напыженны. Впрочем, большинство тех самых дам именно так и выглядело - пафосно-индюшисто, ибо только индюки настолько пафосны, что молчат до драки. Для доказания сего факта можно например взять Глена и его зам-а, Кристиана - оба пафосны в упор из пистолета, однако перед боем обязательно отдают целый список приказов.
Когда невеста-таки появилась, она незамедлителньо взяла Лиззи под руку. Тут же прозвучала в голове великая мысль - я что, отец невесты?! Перспектива стать отцом невесты явно не радовала Лиззи - ведь тогда получается, что дочь старше отца, а это уже из разряда фантастики! Как так?
Но Элизабет решила промолчать в кои-то веки, да.
- Да... - прозвучал через некоторое время нудных и сухих речей ответ Лотти на главный вопрос.
Голос ее в это время явно был не самым уверенным и бойким - видимо, только сейчас она вспомнила, что свадьба, а особенно когда ты выходишь замуж за врага, - это вещь очень неприятная.
И да не узрит больше невеста кровавых бойнь, и да не наденет она более до нельзя коротких юбок, и да снизойдет бог до того, что простит все грехи ее, аминь. Лиззи саркастично хихикнула и посмотрела на священника - тот был как самый настоящий не липовый священник - с лысиной, в белом халате. Белых тапочек только не хватает...
- А-ах, Лотти, зря, зряяя~ - приторно, но на всякий случай тихо, протянула девушка, по-театральному обычаю трагично зевнув.

Настроение, катящееся по наклонной еще с того самого момента, как Шарлотта осознала, на что она соглашается, отвечая на вопрос священника «да», только ухудшилось, когда изящный пальчик украсил немаленький и не слишком скромный бриллиант – как раз такой, какой она всегда хотела иметь. Найтреи не скупились, вероятно, проконсультировавшись с Винсентом, дольше и лучше всех знающим Лотти. Приятно, да, - украшение было изготовлено настоящими знатоками своего дела, несомненно, но когда была стянута перчатка, а холодный металл коснулся кожи, впервые в жизни мелькнула мысль, что все эти безделушки, украшения, кружева, рюшки, лаковые туфельки, шелковые чулочки – все то, что Лотти так любит, - не самая важная часть жизни, не значащая ровным счетом ничего… Ведь она запросто может продолжать одеваться как ей заблагорассудится, но это, пожалуй, будет единственным пережитком прошлой, весьма насыщенной жизни.
Гилберт, как всегда робкий и нерешительный, чертовски милый в такие моменты, казался растерянно-счастливым дурачком, который только что понял, что ему в руки попало нечто весьма необычное и требующее значительных умственных усилий, чтобы с этим чудом разобраться. Благо, ее маленький Гил давно вырос и перестал быть несмышленым крохой – догадался, что самое время откинуть белоснежную фату с лица невесты и сделать последний шаг, переступив через собственные маленькие страхи… В какой-то момент слабо улыбающаяся Шарлотта подумала, что ему не хватит смелости, но… Мягкий, нерешительный поцелуй через мгновение коснулся ее губ и перевернул вверх дном оставшиеся сомнения. Лотти уже не думала о том, что совершила ошибку – впервые чувствовать губы малыша Гилберта на своих губах, ощущать запах сигаретного дыма, к которому ей предстояло привыкнуть, понимать, что именно этого ей не хватало для полного счастья… По правде сказать, за последний месяц она периодически задумывалась над этим – а сможет ли Гилберт?..
Но сейчас это уже не имело значения. Пронзительный взгляд, довольная улыбка для Гилберта – и Лотти медленно повернулась лицом к залу. Кто-то улыбался, кто-то хмурился, а некоторые вообще были заняты тихими разговорами между собой, выказывая открытое пренебрежение к происходящей церемонии. Шарлотту это не волновало – она улыбалась всем, чересчур приторно и слишком открыто, явно не особенно искренне и демонстрируя свое превосходство и уверенность взглядом. А тоненькая ручка, казалось, небрежно лежала на локте мужа, и никто не догадался бы, что бывшая леди Баскервилль изо всех сил цепляется за Гилберта, ища в нем поддержку перед этой толпой заносчивых, упрямых и гордых господ.
- Пойдемте в зал…леди Найтрей? – две минуты назад ее покоробило бы от такого обращения, режущего слух, но теперь новое имя прозвучало так, словно всегда принадлежало ей. Лотти не посмотрела на Гилберта, раздавая фальшивые улыбки совершенно незнакомым ей леди и джентльменам, только молча потянула его за собой, к выходу. И когда они миновали два первых ряда особенно мерзких на вид дворян (исключая друзей и родственников, разумеется, - они выгляди на удивление довольными), тихо произнесла:
- Разумеется, мой дорогой Гилберт…
Казалось, будто не изменилось ничего – только палец оттягивает тяжелый перстень да Гилберт обращается к ней иначе. Все так, как пару месяцев назад, когда они встретились на балу: любопытные, порицающие, восторженные – целый спектр взглядов вокруг; Гил, даже сейчас не назвавший ее по имени; острое желание танцевать с ним…
Ступени, ведущие вниз, в холл, дались девушке легко – на зависть остальным леди, чопорно, медленно спускавшимся следом. Им, увы, не доводилось прыгать в туфлях по камням, разваленным стенам, демонстрируя чудеса ловкости, и хотя Лотти редко надевала длинные и широкие платья, когда-то давно только из них и состоял ее гардероб. Шарлотта была способной ученицей, а уж вспомнить былое не составило труда, поэтому широкую лестницу они преодолели быстро. Пара секунд в нерешительности и поворот направо – к высоким, гостеприимно распахнутым дверям, за которыми – такой же большой зал, как и предыдущий, которому сегодня предстояло стать бальным. Должно быть, в соседних комнатах для желающих приготовлено достаточно развлечений и мест для отдыха, но Лотти хотела одного – танцевать.

В какой-то момент Элиот даже порадовался тому, что не успел к началу церемонии – уж очень нудным оказался старец, обручавший Гилберта с леди Баскервилль, и длинные фразы, которые он произносил противно медленно и скрипуче, в любом другом случае укоротились бы до «берешь в жены?», «пойдешь замуж?» и далее по очереди… Что именно говорил священник, Найтрей не счел нужным запоминать и уж тем более вникать в смысл, чтобы развлечь себя не особенно интересным укорачиванием фраз. И с каждой минутой, проведенной в зале, только убеждался в отсутствии всякого желания когда-либо жениться. Если только ему найдут менее занудного священника, в существовании которого Элиот сомневался.
В конце концов, минуты томительного ожидания и острого желания укрыться от странно внимательных взглядов родителей подошли к концу, и юноша облегченно выдохнул, когда старший брат двинулся к выходу из зала под руку с женой. Дело было за малым – умело затеряться в толпе, обогнув  группки не слишком желанных и совсем не желанных гостей и не упустить момент, когда родители отвлекутся на старшего сына…. Отвлеклись. Расстояние до двери сократилось стремительно быстро.
Лучше  и приятнее всего было бы вновь вернуться в библиотеку, к книге, но одна только мысль о заветном месте отдыха вызывала бурю не самых приятных эмоций – Тайлин Барма, его горе-сокурсница, обладала изумительной способностью выводить из себя во мгновение ока и оставлять своим поведением неприятный осадок. А еще эта глупость с появлением в разгар церемонии…
- Элиот! Куда собрался? – сосредоточенные размышления наследника Найтреев, которого ноги уже несли в сторону, точно противоположную бальному залу, прервал высокий голос сестры, явно недовольной, явно возмущенной, явно готовой прочитать очередную лекцию о безответственном поведении своего младшего брата.
- Иду… Иду! – раздраженный ответ, процеженный сквозь зубы, и Элиот развернулся обратно раньше, чем Ванесса успела начать чтение морали. Несколько быстрых шагов вперед, мимо застывшей на нижней ступеньке лестницы сестры, взгляд, в котором явно читалось желание испепелить всех собравшихся гостей, в толпу которых предстояло влиться, – и Элиот готов был поклясться, что оставшаяся позади вспыльчивая Ванесса устроила бы воспитательную сцену, не будь вокруг столько посторонних. Сестра не любила, когда к ее словам относятся с таким открытым пренебрежением, поэтому редкие прохожие в холле, не пожелавшие принять участие в танцах, только сыграли на руку. В кои-то веки. Одним скандалом меньше.

В зале было шумно. Плавные танцевальные мелодии перемешивались со стуком каблуков по полированному паркету, со звуками бесчисленных разговоров, тихого смеха, особенно шумных бесед в дальних углах, создавая быстро надоедающий непривычному уху гомон. И огромная толпа сливок высшего общества постоянно перемещалась, рябила в глазах разнообразием цветов бальных платьев, бриллиантовых украшений и пестрых вееров – так, что хотелось зажмуриться и потереть уставшие глаза. И заткнуть чем-нибудь уши, чтобы избавиться от надоедливой какофонии звуков.
Не то чтобы Элиот никогда не бывал на подобных мероприятиях – более того, в последнее время его затаскали по балам и приемам и требовали постоянного присутствия на вечерах, устраиваемых в их доме, – просто он никогда особенно не любил подобного рода шумные мероприятия. Любимая библиотека или приятная тишина сада, в котором можно запросто найти подходящую полянку, чтобы потренироваться с мечом, всегда выигрывали в конкурсе на лучшее времяпрепровождение в понимании юноши. Только светский этикет, его положение в обществе как наследника Найтреев и, собственно, настойчивое желание родителей выводить сына в свет игнорировали возвышенные желания Элиота просвещаться и больше времени уделять тренировкам. Нет, логичное продолжение свадьбы брата не было чем-то новым. Оно просто было неприятным.
Щурясь и как можно незаметнее морщась, Найтрей неторопливо шагал по залу, огибая группу танцующих. На глаза упорно не попадались те,  с кем приятно было бы завести беседу (если такие вообще существовали), даже собственные братья затерялись в этой пестрой толпе. Но нет – стоило немного внимательней приглядеться к танцующим, и невозможно было не заметить сногсшибательного платья новой леди Найтрей, которую держал за руку Гилберт, его бестолковый старший брат, всю жизнь отчаянно избегавший балов, а теперь с удовольствием ведший жену под ритмичную музыку контрданса.
Увлекшись наблюдением за братом и поймав себя на мысли, что как-то даже рад за него, Элиот не сразу заметил несколько раз повторенное за спиной собственное имя. В какой-то момент, оно, сказанное в сопровождении противно высокого хихиканья, все-таки привлекло внимание,  и Найтрей изумленно обернулся. Позади, в нескольких шагах, стояли две девушки-дворянки – кажется, примерно на год младше его, – лица которых смутно вспоминались из школьной жизни. Девушки, что поначалу удивило Элиота, смотрели в сторону, явно обсуждая кого-то,  и Найтрей даже решил, что ему просто мерещится всякая чушь в этом действующем на нервы гомоне, как взгляд сам собой скользнул в направлении, в котором кивала своей подружке неприятная с виду блондинка, исподтишка не слишком вежливо указывая в ту же сторону пальцем. Каково же было его удивление, мгновенно перешедшее в ярость, когда Элиот заметил не кого-нибудь, а эту глупую девицу, Тайлин, которая медленно, но верно становилась главной причиной его сегодняшнего дурного расположения духа. Юная герцогиня уверенно опустошала бокал с шампанским.
Элиот почти забыл о конфликте в библиотеке – сейчас особенно вопиющим казалось обсуждение его персоны наряду с ее герцогской светлостью. Винить в этом себя, разумеется, и мысли не было – раз пальцем тыкают не в него, значит, виновата Тайлин. Чувство справедливости иногда отказывало. А уж здравый смысл – еще чаще, ведь вместо того, чтобы благоразумно увеличить расстояние до этой противной Барма, Найтрей стремительно направился к ней, с твердым намерением выяснить, какого черта еще более безмозглые, чем она, девицы шушукаются о нем, указывая на виновницу всех его бед и плохого настроения. О том, что подобный поступок вызовет еще большее количество сплетен после сцены в зале наверху, Элиот не подумал, о чем потом не раз пожалел.
- Какого черта вы здесь делаете? – не слишком вежливый, не особенно логичный, глупый вопрос, но ничего умнее в порыве злости не придумалось. Найтрей с трудом удержался от жгучего желания подхватить герцогиню под локоть и увести в какое-нибудь другое место, лишь бы не чувствовать спиной пристальных взглядов уже не только тех двух девиц, а доброй четверти зала. Метнувшаяся вперед рука вовремя остановилась и резко дернулась в сторону, хватая с очередного проплывавшего мимо подноса бокал с шампанским, чуть не свалив остальные вместе с самим подносом прямо на слугу, разносившего напитки. Слуге было достаточно одного испепеляющего взгляда наследника Дома, чтобы тут же испариться из поля зрения… А вот упрямой Тайлин такого взгляда явно было мало.