Комната невесты: по креслам и дивану разбросаны куски всякой разной материи - так, на всякий случай, если что-то вдруг придется подшивать или перешивать; столы и полки заполнены маленькими корзиночками и коробочками со шпильками для волос, маленькими искуственными цветочками, жемчужными цепочками и прочей мелочью, в вазах перед зеркалами - белые лилии, розы, хризантемы, орхидеи и т.д. - Шарлотта еще не определилась, какие цветы ей больше к лицу; туалетный столик завален флакончиками с туалетной водой, коробочками с косметикой и кисточками; по периметру комнаты расставлены и развешаны всякие разные зеркала, два самых больших стоят в центре; шикарное белоснежное платье ждет своего часа на манекене в углу, а изящные туфельки - в не менее изящной коробке на столике рядом.
Внешний вид: кутается в шелковый халат любимого красного цвета, ожидая, когда же служанки соберутся ее одеть; на лице - неброский макияж, что очень странно для Шарлотты; волосы уже собраны в высокую прическу и украшены белоснежными цветочками и тонкими нитями жемчуга. Ножки уже в ажурных чулочках, а короткий халат едва скрываетот ненужных взглядов подвязку невесты.
Чем ближе становился назначенный час, который должен был перевернуть вверх дном полную приключений жизни Шарлотты, тем сумбурнее становились мысли, в которых с большим трудом укладывалось понимание, что все это происходит именно с ней. Когда-то очень давно леди Баскервилль и предположить не могла, что соберется замуж. А последние несколько лет она даже и не думала о том, что когда-нибудь жизнь снова войдет в колею неторопливого существования члена одной из влиятельнейших семей. В такие моменты, когда ставшая привычной жизнь без дома, без общества, с подстерегающими повсюду опасностями и гоняющейся за тобой самой крупной правительственной организацией вдруг возвращается к укладу столетней давности, перестроиться очень сложно, и даже привычных к переменам людей такие перевороты в жизни могут сильно… испугать. Нет, Шарлотта не боялась, но в течение последнего месяца напряжение нарастало с каждым днем – казалось, будто что-то делается не так, как надо. Естественно, леди Баскервилль, не привыкшая чем-то сильно грузить свою очаровательную голову и совершенно не собирающаяся показывать окружающим свои сомнения, изображала свое особое нетерпение – придирчиво выбирала платье, шокировав чопорных хозяек крупных магазинов комментариями о недостаточной глубине декольте и убив наповал портних собственным эскизом будущего свадебного наряда. Споры с Шарлоттой были бессмысленны, и разумных доводов о модных тенденциях она не слушала – если уж платье, то такое, чтобы подчеркивало все ее достоинства! Кошмарные широкие юбки на кринолинах, скрывающие стройные ножки, вызывали нервный тик, а корсеты утягивали не только талию, но и грудь, а этого Шарлотта никак не могла допустить. От этого странного изобретения человечества она давно отвыкла, и никакие нормы одежды и увещевания герцогини Найтрей, которая теперь часто навещала Лотти, не могли ее переубедить. В конце концов, и владелицам магазинов, и портнихам, и герцогине пришлось смириться с непреклонностью своенравной Шарлотты – новое платье не было рассчитано на ношение с корсетом, и его лиф был идеально подогнан по чудной фигурке Шарлотты, а спускающаяся сзади красиво уложенными воланами юбка как нельзя лучше подчеркивала стройность бедер. Пока это щедро украшенное кружевом и вышивкой изобретение Шарлотты оценила только Ванесса, да и та – наедине, чтобы не повергнуть свою мать в шок. Наследница герцогского дома и так не носила платья вообще, чем открыто бросала вызов обществу, а когда у нее в подружках появилась Шарлотта, которую вообще мало волновало, что положено сейчас носить, а что – нет, девушка прониклась к ней искренним восхищением.
Утро последнего дня своей чудесной незамужней жизни Шарлотта провела в своей комнате в поместье Найтреев, и, по большей части, перед зеркалом. Казалось, в ее комнате собраны все зеркала огромного особняка – они были самых разных форм и размеров, и каждое – в своей уникальной позолоченной или посеребренной раме. Лотти плохо представляла, зачем ей столько зеркал, ведь парочки больших было достаточно, чтобы любоваться собой во весь рост со всех сторон, а зеркала на туалетном столике вполне хватило бы, чтобы навести на лице красоту и следить за тем, как служанки укладывают ей волосы. Но герцогиня зачем-то настояла на таком количестве зеркал: она что-то говорила о том, что невеста должна выглядеть идеально, а для этого было необходимо видеть себя со всех сторон, придирчиво разглядывать каждую деталь и не забывать о том, что некоторые зеркала могут быть не слишком качественными… Короче, несла какую-то чушь, и Шарлотта почти не слушала, но догадывалась об истиной причине – у Найтреев был один особенно буйный сын, который очень любил ломать имущество, ценное в том числе. Шарлотте довелось пару раз встретиться с ним лицом к лицу и пообщаться – нрав у мальчишки был еще тот. Возможно, Элиот и понравился бы Шарлотте, если бы не был таким «взрослым». Он отчаянно хотел казаться старше своих несчастных 16-17, а Лотти испытывала слабость к наивным маленьким мальчикам – таким, как ее дорогой Гилберт. Он, конечно, вытянулся и раздался в плечах, а в документах значилось, что ему больше двадцати, но для Шарлотты он все еще оставался тем наивным ребенком, которого она когда-то встретила в замке Баскервиллей, тем слугой Джека, который был готов жизнь отдать за тех, кто о нем заботится. Маленький Гилберт, внезапно ставший достаточно взрослым формально, чтобы сделать леди Баскервилль предложение и получить положительный ответ. Тогда, сто лет назад, Лотти ни за что не подумала бы, что такое будет возможно.
Сейчас, сидя перед зеркалом и придирчиво разглядывая тоненькую черную линию, которой она только что подвела верхнее веко по росту ресниц, Лотти копалась в памяти, выискивая забавные моменты из прошлого. Из прошлого, которое казалось той частью жизни, которую можно спокойно забыть, - но ровно до той встречи на балу, когда старые привязанности вновь вспыхнули с новой силой. Именно с того дня жизнь начала возвращаться в то странно спокойное русло без бегства, преследования, бесконечных поисков, но, при этом, такое непривычное и незнакомое – рядом были давно знакомые люди, но… не все. Не было многих из тех, кто когда-то составлял картину размеренной жизни – из нее остались только несколько человек, двое их которых сильно изменились, став из детей взрослыми мужчинами. А вместе с ними изменилось и их положение в этой картине размеренной жизни… Гилберт вдруг оказался человеком, который через пару часов станет мужем сумасбродной, не слишком адекватной и наплевавшей на все традиции и устои особы, а его брат, который был неизменным кусочком знакомой картинки жизни столетней давности… Кстати, о брате. Эта блондинистая штучка могла бы уже навестить Шарлотту, с которой они столько пережили, когда занимались поисками души Глена! Но Винсента почему-то до сих пор не было, и это бесило – напрашивался вариант, что Найтрей замыслил что-нибудь нехорошее. Иногда безграничная любовь к брату сносила ему крышу, а сегодня цапаться с Винсом Шарлотта не собиралась. Оставалось надеяться, что он просто где-то задержался и зайдет в ближайшее время – хотелось посмотреть в глаза человеку, который смирился-таки с тем, что драгоценный брат женится.
…Стрелка часов медленно нарезала круги по циферблату уже несколько часов подряд, но наконец-таки до часа икс оставалось каких-то полчаса. Ванесса только что покинула ее: пришла служанка и доложила, что гостей встречать некому – Элиот куда-то запропастился, Винсента тоже нет, а ее дорогой жених, по утренним прогнозам, сидит и курит в своей комнате. Так Шарлотта осталась в гордом одиночестве, если не считать пары служанок, которые бегали туда-сюда и никак не могли остановиться и помочь ей надеть платье. В леди Баскервилль стремительно росло раздражение, потому что все шло не совсем так, как она планировала. Где хоть кто-нибудь из ее дорогих сестренок? Лили, Лиззи? Где Винсент, которого она одного знала более-менее хорошо из всех Найтреев, исключая Гила? Может, даже включая Гила – ведь взрослый Винс уже давно составляет ей компанию своей неадекватностью. Где букеты цветов, где восхищенные возгласы?! Шарлотта, не будь у нее привычки выказывать раздражение одним лишь презрительным взглядом, била бы в гневе окружающие ее зеркала, но пока досталось только собственному глазу, в который она случайно ткнула кисточкой. По щеке скатилась одинокая слезинка, и Лотти негодующе ударила ладонью по столу – максимум, который она позволила себе, чтобы показать свое недовольство.
